Юлия Добровольская - Лиловая подводная лодка
А если прошло только у одного, а у другого — нет? Ну что ж, попробуйте тогда через суд принудить его любить вас по-прежнему!.. Ребенка (детей) в ход пустите, друзей, родню… Все это было бы смешно, когда бы не было реально…
Не помню, у кого из нас с Сережкой это прошло у первого. Возможно, у обоих разом — ведь мы были совершенно органичным целым.
Однажды, после не слишком захватывающей близости, он сказал, обняв меня, как обнимал обычно, когда мы были готовы отойти ко сну:
— Представляешь, кажется, я влюбился.
— Ой! — рассмеялась я. — В кого, в студентку, в лаборантку?
— Бери выше, — сказал он.
— В завкафедрой? — ткнула я пальцем в небо.
— В зав, — сказал он, — только не кафедрой, а отделом, в завотделом МИДа.
Я повернулась к нему лицом:
— В Валерию… как ее?.. Валентиновну?
Он спрятал лицо у меня на груди — он любил мою грудь.
— Да? — уточнила я.
— Угу, — кивнул Сережка.
— Это серьезно, — сказала я и прислушалась к своим глубинам — не колыхнется ли где свирепый когтисто-зубастый зверюга, чудовище с зелеными глазами.
Внутри тишина. Нет… вот что-то шевельнулось. Что это?.. Оказалось, легкий адреналиновый фонтанчик — такой же, какой сопутствовал моим ожиданиям встречи с последним любовником. Мое бессознательное существо порадовалось за любимого мужа и даже попыталось сопереживать ему в радости! Вот это да!..
Я крепко прижала голову Сережки к себе и чмокнула в макушку.
— А она в тебя? — спросила я с волнением в голосе.
— И она в меня, — сказал он и заплакал. Мой мужественный муж, мой стопроцентный мужчина заплакал, как ребенок.
— Ну что ты? — успокаивала я его. — Это ж здорово, что у вас взаимно.
Не знаю уж, от избытка каких чувств — благодарности ли ко мне, так мило отнесшейся к столь рисковому известию, прилива ли любви к своей недосягаемой сейчас возлюбленной, дорога к которой теперь вся сплошь зеленый светофор, того ли и другого, вместе взятых, — только муж мой устроил мне настоящее пиршество плоти. Иногда, остановившись и едва сдерживая себя, он говорил: ты не думай… я тебя сейчас люблю… только тебя… Ну и много разной — принадлежащей только нам с ним — любовной чепухи. Я верила ему. Я просто знала это!
— Чего мне Серегу жалеть? — сказала я, успокоившись. — Он со мной в любви прожил и теперь с любимой живет.
— И откуда вы такие?.. Несоветские… Блин… — Ирка хрустнула огурцом. Ее тон выдавал полное безразличие к ответу на заданный вопрос: эмоции выплеснулись, а новых еще не подкопилось.
Я промолчала — я тоже чувствовала опустошенность — и закурила новую сигарету.
3
Заканчивался август. Мы снова сидели на Ирко-Васькиной даче, на веранде, окруженной бордовыми и белыми, абсолютно царственного вида, георгинами. Эти дивные цветы, кстати, посадила я, своею легкою рукой, убедив хозяев, повернутых на показателях исключительно плодово-овощного поголовья, измеряемого в банко-литрах, в том, что эстетика еще никому и ничему не помешала. Георгины удались. Как все или почти все удается неискушенным — это был едва ли не первый мой сельскохозяйственно-озеленительный опыт.
Васька раскочегарил мангал и укладывал на него разряженные в розовый перламутр шампуры, мы с Иркой уже помыли ручки после шашлычного мяса-лука и глотали слюнки, запивая их холодным пивом, в ожидании ритуального — сакрального, можно сказать, — яства. Эдакого советского национального жертвоприношенческого блюда, воскурявшего аппетитный фимиам всем святым тоталитарным праздникам — со всех дач, со всех биваков, разбитых на просторах лесов, полей и рек, в снежные ли, солнечные или дождливые дни — в дни всевозможных пролетарских солидарностей. Сегодня никакого особого повода к солидарности не наблюдалось — рядовая суббота с последующим рядовым воскресным праздником, Днем шахтера. Я, вернувшись после недолгого отсутствия — в несколько радужных весенних дней — в свой прежний статус одинокой подруги старинных друзей, опекалась ими по полной программе. Да и мне ни с кем так не хотелось проводить время, как с Иркой и Васькой, пребывая в непринужденном полете мыслей и чувств и столь же непринужденном положении тел. С ними не нужно было ничего из себя корчить, нам всем позволялось быть самими собой — это ли не свобода? Васяткиной большой и доброй души хватало на нас обеих — это ли не тихая радость осенней поры жизни?.. (Ой, сейчас стошнит… но как сказано-то, а?..)
Моя короткая любовь была оплакана по всем канонам — сорок дней я точила слезы, почти не переставая, лишь с перерывами на институтские занятия. Потом это как-то прошло, и Ирка принялась агитировать меня сделать свободный и решительный выбор в пользу Ростиславика. Мы с ней пару раз подискутировали на его тему всерьез, пару раз постебались, потом чуть не умерли со смеху, расписав все прелести жизни с ним под одной крышей и одним одеялом, а потом взяли да и сосватали славного парня к Наташке. В сентябре свадьба. Аминь.
Личная моя жизненная позиция — или по вышке, или никак — осталась неколебимой. А я осталась одна. Потихоньку все брошенные залетным принцем на произвол судьбы вещи я перестирала и сложила в кожаную сумку моей мечты, защелкнула на ней замок, сверху положила деловую кожаную папку с заточенным в нее телефоном образца 2002 года, спрятала все это в пустой дочкин шкаф и занялась йогой в облегченном варианте, для дамочек «за пятьдесят», дабы, за отсутствием секса, хоть чем-нибудь поддерживать мышцы своего устаревающего и расползающегося по сторонам организма в каком-никаком тонусе.
А вот и шашлыки подоспели! Радостный Васятка разложил по тоскующим тарелкам четыре клинка со шкварчащими, вполне гаргантюачьими порциями.
Только я с вожделением приникла к первому куску румяного ожерелья, зазвонил мой телефон…
Дальше не рекомендую читать тем, кто не верит в хеппи-энды и прочую дамскую хрень. Поэтому для них — конец фильма (звучит культовая грустная мелодия «Одинокий пастух» Джеймса Ласта).
4
Для всех остальных — часть четвертая.
На дисплее отобразилась надпись вполне в духе происходящего со мной в последние несколько месяцев: «Номер не определен».
— Да? — говорю я.
— Симона… — говорят мне, и мне не нужно ничего больше.
Если бы моя история была выдумкой, уж будьте спокойны, я придумала бы что-нибудь позанимательней! Например: звонок раздался в новогоднюю ночь. Ну, на худой конец, в рождественскую (надо сообразить, правда, 25 декабря?.. или все же 7 января?..). Или, скажем, в мой день рождения. Который, кстати, наступал через два дня после этого самого Дня шахтера, который мы шашлыками предваряли.
