Глория Даймонд - Напрасные упреки
При мысли о сыне сердце вдруг бешено забилось, и Дороти буквально взлетела по деревянной лестнице. Дэви! — повторяла она про себя снова и снова. Дэви!..
Она остановилась на последней ступеньке и так крепко вцепилась в перила, что пальцы ее побелели. Детская находилась в конце небольшого коридора. Дверь в нее была приоткрыта. Бесшумно подкравшись, в неярком свете ночника Дороти разглядела темный силуэт, склонившийся над спящим Дэвидом. Над головкой малыша покачивались воздушные шарики, прикрепленные к кроватке. Шелдон стоял неподвижно, внимательно всматриваясь в ребенка.
Дороти насторожила явная напряженность его позы. Что-то было не так! Ее охватил внезапный страх. Она слышала, как отчаянно стучит ее сердце. Что здесь делает Шелдон? Зачем ему понадобился Дэви?
Она заставила себя сдвинуться с места и медленно направилась к кроватке. Ноги почти не слушались ее, и она споткнулась о брошенный посреди комнаты мячик, в котором что-то зазвенело. Но Шелдон не шевельнулся и не отвел глаз от спящего Дэвида. Ей стало еще страшнее. Похоже, его нисколько не удивил ее приход. Он словно был уверен, что она придет сюда, и терпеливо ждал.
Колени Дороти дрожали, ее пробирал озноб.
— Это Дэвид, — заставила она себя произнести спокойно, хотя на самом деле ей хотелось закричать и вытолкать Шелдона из спальни вон, подальше от малыша. Но за что? Ведь он ничего не сделал, просто стоял и смотрел на ребенка. И еще ждал.
Независимо от того, какие у него были намерения, ей следует винить только себя. Как она решилась привести в дом совершенно незнакомого мужчину! Правда, он был так добр к ней, и ей не хотелось верить, что он замыслил зло. Ему надо дать возможность объяснить свое поведение. А пока она должна вести себя… нормально, несмотря на всю ненормальность сложившейся ситуации.
— Это мой сын, — продолжила Дороти.
Она заставила себя подойти к Шелдону, но даже воспоминания о любовных ласках не придали ей смелости. Она так и не решилась улыбнуться, прикоснуться к нему. Просто стояла рядом и напряженно смотрела на спящего маленького мальчика.
— Ему только что исполнилось четыре года, — проговорила она, кладя руку на спинку кроватки. — Он очень милый, правда?
Дороти перевела взгляд на лицо стоящего рядом мужчины… и оцепенела. В нем не было и намека на доброту. Оно было искажено гневом. Казалось, Шелдон еле сдерживает владеющую им ярость.
— Да! — резко бросил он. — Он очень мил, очень красив! — И, чеканя каждое слово, добавил: — Но этот ребенок — мой!
4
Дороти смотрела на Шелдона, не понимая то, что он сказал. Совсем немного слов, но она никак не могла осознать их смысл. Дэви — его ребенок? Но это же бред, это невозможно! Он, должно быть, сошел с ума. Ведь он никогда до сих пор не видел Дэвида, никогда не бывал в этом доме.
Может, она не расслышала? Да нет, слова «этот ребенок — мой» все еще звучали у нее в ушах. Дороти привели в ужас даже не сами слова, а тон, каким он их произнес. Суровый, жесткий, безапелляционный. В страхе она схватила спящего Дэвида на руки, забыв, что может разбудить его.
Малыш приоткрыл глаза, поднял головку и собрался было закапризничать, но потом успокоился, уткнулся лобиком ей в плечо и снова заснул. Дороти поглаживала его теплое тельце и слегка вспотевшую головку, собираясь с силами. Наконец она расправила плечи и подняла глаза на Шелдона. Если Дэвиду грозит опасность, она защитит его, чего бы это ей ни стоило.
— Не знаю, что ты здесь делаешь, — начала она, стараясь говорить жестко, — лучше допустить грубость, чем выглядеть уязвимой, — но ты должен немедленно уйти из этой комнаты. Мы можем поговорить внизу. Ты уже и так испугал Дэви.
Шелдон посмотрел на спящего мальчика, потом перевел потемневшие глаза на Дороти.
— Он не испугался, Дороти. Сдается мне, испугалась ты, — проговорил он, неприятно ухмыльнувшись. — Чего же тебе бояться? Разве что ты чувствуешь себя виноватой…
— Виноватой? С какой стати?
Хотя Дороти и решила держаться твердо, угроза, таящаяся в словах Шелдона, вселила в нее такой страх, что она невольно отступила назад, к самой кроватке, крепче прижимая к себе Дэвида. Колеблющиеся тени превращали лицо Шелдона в подобие жуткой маски. Собрав все мужество, Дороти язвительно бросила:
— Я-то не прокрадывалась по чужому дому посреди ночи, как вор.
На мгновение ей показалось, что удар достиг цели. Шелдон сощурил глаза и сжал кулаки, но тут же заставил себя сдержаться.
— В этом ты права, — кивнул он, делая шаг к ней. — И все же ты знаешь или, по крайней мере, подозреваешь, что я говорю правду. Признайся, ребенок стал твоим незаконно! — Ужасные слова заставили женщину оцепенеть. — Думаю, тебе всегда было известно, что есть человек, имеющий законное право на Дэвида. Законное, Дороти! Право по крови, по родству.
Теперь Шелдон стоял близко. Слишком близко. Его мощная фигура словно нависала над ней. А у нее на плече Дэвид посасывал пальчик. Он редко так делал, только когда его что-то беспокоило. Наверное, Дороти инстинктивно слишком сдавила его. Она попыталась слегка разжать руки, но те не слушались ее.
Сглотнув, Дороти взглянула прямо в ледяные синие глаза. О Боже, что же она наделала! Зачем привела его в свой дом? Почему позволила себе забыть, что этот мужчина ей абсолютно незнаком? Потому, что он был так предупредителен, так… неотразим. И еще потому, что его глаза показались ей такими знакомыми…
— Ты ошибаешься, — постаралась произнести она спокойно, но странное сомнение, закравшееся в ее душу, вызывало тревогу, подрывало уверенность. — Дэвид — мой сын. Мой! И у тебя нет права находиться в этой комнате. Прошу тебя сейчас же уйти. Если ты этого не сделаешь, я вызову полицию.
Однако угроза нисколько не напугала Шелдона.
— Давай, Дороти, вызывай полицию! Хоть со всего штата, если хочешь. Он мой, и я могу это доказать!
Сердце Дороти чуть не разорвалось от страха. Доказать? Но как? Он говорит с такой уверенностью, с такой ужасающей уверенностью, что она снова засомневалась. Почему?.. Разве не плакала она на могиле родителей Дэвида, держа осиротевшего малыша на руках? Разве не оформила все документы об усыновлении, хранившиеся теперь в сейфе? И вот уже четыре года не расставалась с малышом, растила его, выхаживала. У нее вдруг появилось ощущение, что она находится во власти страшного ночного кошмара.
— Ты ошибаешься, — упрямо повторила она. Дэвид — мой по закону. Я усыновила его почти четыре года назад, когда он только-только родился. Его родители погибли. Родственников, которые захотели бы его забрать, не было. Единственные двое дядюшек с радостью отказались от него…
