Карен Брукс - Давай начнём сначала
Гейби не видела ничего глупого в подобном самообмане — уик-энд был прощальным. Потом ей придется лицом к лицу столкнуться с грубой реальностью.
Когда Гари повесил трубку, она вопросительно взглянула на него.
— Все в порядке? — спросила Гейби.
— Мда… Нам оставят столик. Неужели тебе так понравились цветы?
Она с трудом справилась с замешательством, которое вызвали его слова.
— А ты думаешь, что нет?
Он небрежно отмахнулся.
— Мне кажется, ты никогда не придавала значения таким вещам. Да и я нахожу их… несколько искусственными.
— Почему?
Его лицо приняло твердое и суровое выражение.
— Наверное, потому, что никто и никогда не делал мне никаких подарков.
Бедный Гари. Нелюбимый и нелюбящий.
Люди смотрели на него, восхищаясь его достижениями, не задумываясь о цене этих успехов. Горький мрак царил в душе Гарета Барта. Он добровольно изолировал себя от остальных людей. Но ему, бесспорно, был кто-то нужен. Близкая душа, человек, который смог бы заботиться о нем ради него самого. И Гейби почувствовала, что стала ближе ему и сможет лучше понимать его.
Теперь она поняла, почему он так смущенно преподносил ей эти цветы. Гари считал нечестным покупать расположение к себе. И это открытие помогло ей совсем по-другому оценить многие его поступки.
Когда он был ребенком, его никто не любил. А она — единственная девочка в семье — была избыточно одарена любовью родителей и старших братьев. Может быть, поэтому Гейби так остро чувствовала недостаток внимания к себе со стороны Гари. Она ждала от него того, чего он не мог ей дать. Ему приходилось объяснять совершенно очевидные для нее вещи.
— Эти цветы не плата за какие-то услуги, — сказала она мягко. — Тебе вообще не нужно ничего покупать. Если ты остановишь машину и сорвешь для меня несколько полевых цветов, это станет доказательством тому, что некий Гарет Барт хотя бы иногда думает обо мне. — Ее губы сложились в ироничную улыбку. — Точно так же, как эти три недели молчания показали, что, когда меня рядом с тобой нет, я для тебя не существую. — Она умоляюще взглянула на него, желая услышать правду. — Или я не права, Гари?
Ему потребовалось некоторое время, чтобы осознать ее слова. Может, он впервые задумался над тем, чему раньше не придавал никакого значения.
— Я думал о тебе, Гейби. Может быть, даже больше, чем хотел.
Еще одно маленькое откровение! Ему, очевидно, не очень нравилось то, что общение с ней порождает не предвиденные им сложности, доставляет дополнительные эмоциональные переживания.
— Неужели это так болезненно для тебя? — осторожно спросила Гейби.
— Конечно. Подобные мысли свидетельствуют о слабости, недостатке независимости.
Гордый, неприступный Гари Барт! Конечно же, нет на свете ни одного мужчины, который не представлял бы собой одинокий остров в океане. Определенно нет. Но все равно, в какие бы рамки ни загнал себя любой из них, в каждом живет искорка любви, жажда человеческого общения, готовая в любую минуту вспыхнуть. Нет никого, кто бы не хотел, чтобы его знал, понимал и заботился о нем хотя бы один человек. Возможно, для Гари таким человеком является она, Гейби. Но он даже сам себе в этом не хочет признаться. Боится показаться слабым.
— Мне кажется, ты становишься очень нетерпимым, когда тебе приходится преодолевать малейшие дополнительные трудности, — задумчиво произнесла она.
Гейби снова обратила свой взгляд на фиалки. Они являлись доказательством того, что он думал о ней, хотя и считал, что поступает цинично, купив цветы для того, чтобы заслужить ее расположение. Что же делать? Как себя вести? Ей казалось, что она бьется головой о стенку.
— А помнишь ли ты о том, что тебя ждет сюрприз? — неожиданно спросил Гари.
Гейбриела с трудом оторвала взгляд от фиалок и взглянула на него тусклым скептическим взглядом. То, что она увидела, поразило ее. Облик Гари преобразился — в глазах появилась уверенность, в движениях — решительность.
Он подошел к чемодану, с которым ездил в Торонто. Секунду подумав, он поднял его и сказал:
— Жди здесь.
Гари определенно забыл ключи наверху.
— Я бы могла тоже пойти с тобой.
Он насмешливо взглянул на нее.
— Ты так нетерпелива?
— Практична. Я должна одеться, если мы собираемся пойти в ресторан, а одежда находится в твоей спальне.
— Логично, — согласился Гари.
У нее не было никаких предположений по поводу загадочного сюрприза. Скорее всего, он вспомнил о чем-то, что мог использовать в качестве сюрприза для восстановления мира в этот уик-энд. Во всяком случае, Гари пытается что-то сделать, подумала она. А это уже много значит.
Когда они оказались в спальне, Гейбриела принялась собирать одежду, не обращая внимания на то, что делает Гари. Она не ожидала увидеть ничего такого, что не соответствует его представлениям об отношениях между мужчиной и женщиной.
— Гейби!
Она не обратила внимания на нетерпеливые нотки в его голосе.
— Разве ты не хочешь взглянуть? — спросил Гари.
— Но ты сказал, что сам покажешь мне.
— Что я и делаю, — сухо произнес он. — Повернись к зеркалу и приподними волосы.
Она медленно, почти нехотя выполнила его полупросьбу-полуприказ, думая, что, вероятно, он купил ей что-нибудь вроде цепочки, может, даже с кулончиком. Хотя все это ни к чему, грустно подумала женщина.
Но, подойдя к зеркалу, она ахнула: то, что он повесил ей на шею, оказалось совсем не похоже на ее предположения, и уж совсем не вязалось с Гари. Это было очень дорогое колье из аметистов с жемчугом в старинной филигранной оправе. Его великолепие просто ослепляло.
Гейбриела замерла, не в силах поверить в увиденное.
Гари расправил облако иссиня-черных кудрявых волос на ее плечах.
— Дорогая, не спрашивай меня, почему я это сделал, — сказал он, — просто мне захотелось его купить для тебя, вот и все.
Гари отвел руки от колье, слегка скользнув по ее плечам. Его темные глаза встретились с ее взглядом в зеркале в надежде угадать реакцию на подарок.
— Тебе нравится, Гейби? — спросил он.
Слезы навернулись у нее на глаза. Она не могла ничего сказать. В горле застрял комок.
Фиалки, теперь это… Все было таким особенным, купленным специально для нее. Он действительно о ней думал… А она была так не права, так ужасно несправедлива.
Гейбриела закусила губу, готовая разрыдаться. Но слезы все наворачивались и наворачивались на глаза, и сердце сжималось все больше и больше.
— Гейби!
Он нежно повернул ее к себе и обнял за плечи.
— Почему ты плачешь?
