Барбара Делински - Бриллиант
И они получили этот свежий воздух. Джеффри сел за руль своего маленького голубого «мерседеса», и они медленно поехали по живописному побережью на юг, по направлению к Монтерей. Оба говорили мало, в словах не было нужды. В молчании они находили утешение, в тихом обществе друг друга — успокоение. Когда ехали между величественным горным массивом и ритмично пульсирующим Тихим океаном, мысли обоих обратились к жизни, смерти и постоянстве природных сил.
За окном со стороны Сары солнце садилось, а когда они, развернувшись, поехали обратно на север, оно зашло за окном Джеффри. Лучи фар высветили одиноко стоявший придорожный ресторанчик, и они остановились перекусить здесь. Это простое действие символизировало возвращение к обычной жизни. Ни один из них не испытывал особого голода, и они просто спокойно и коротко обменивались своими мыслями.
Если Сара надеялась, что ей удастся хоть немного улучшить настроение Джеффри, то она потерпела горькую неудачу. Чем ближе подъезжали они к дому, тем тяжелее казалось бремя его мыслей, и их молчание вновь приобрело трагическую окраску. К тому моменту, когда машина заняла свое место в гараже на четыре автомобиля, Сара была не менее печальна, чем в самый тяжелый момент похорон. Из-за Алекса и Дианы у нее щемило сердце, и она чувствовала свою полнейшую беспомощность.
Они тихо, бок о бок направились к дому, прошли через заднюю дверь на кухню, а оттуда в холл, где, остановившись, молча посмотрели друг на друга: куда им идти отсюда? В доме так много разных дверей, можно выбрать так много разных направлений. Взгляд Джеффри выражал растерянность, ее был едва ли более уверенным. Слова куда-то ускользнули.
В конце концов, чувствуя себя неловко, Сара отвела от Джеффри взгляд, повернулась и, придерживаясь за полированные перила красного дерева, стала подниматься по лестнице.
Наконец она оказалась в своей комнате одна и тут же отбросила свое притворное спокойствие. Не потрудившись даже включить лампу, скинула туфли и тихонько подошла к окну. Но темнота за стеклами показалась ей еще гуще, она словно впитала ее внутреннюю пустоту, как зеркало, в котором ничего не отражалось.
Раньше Сара спрашивала себя, каким стал Джеффри, теперь задала тот же вопрос самой себе. В глазах окружающих она была преуспевающей женщиной, в руках которой были бизнес, власть, все самое лучшее в жизни. Лишь она знала о тех одиноких ночных часах, когда ее преследовали воспоминания о минувшем дне. Только ей было известно, что она работала в неделю семьдесят два часа за неимением ничего лучшего.
С печальными глазами Сара начала раздеваться. Не успела она повесить в гардеробную жакет и расстегнуть верхнюю пуговку на блузке, когда мысли ее прервал тихий стук. Подняв голову, она обратила взгляд на дверь. Онемев, Сара следила своими карими, как у совы, глазами, как она медленно-медленно открывается.
Глава третья
В полоске света, лившегося из холла в темноту комнаты, прямо и неподвижно стоял Джеффри. Освободившись от пиджака и галстука и расстегнув пуговицы на рукавах и у ворота рубашки, выпущенной из брюк, он выглядел так, словно, когда он раздевался, ему в голову пришла какая-то мысль. В руках у него была чистая белая рубашка.
Сара уставилась на него, не в силах пошевелиться, физически ощущая прикосновение света к своей коже в вырезе блузки. Ее невольно охватила волна острой чувственности.
Джеффри не опускал глаз, но темнота не могла скрыть внезапно зажегшегося в них огня. Когда-то он был ее мужем и видел ее на всех этапах раздевания. Но теперь что-то изменилось… что-то…
— Я подумал, это может тебе пригодиться, — объяснил он, откашливаясь, — раз у тебя нет ночной рубашки. Это лучше, чем… ничего.
Эти слова прозвучали так интимно, что внутри у Сары все задрожало. Ничего было бы самое лучшее… при соответствующих обстоятельствах. Ее взгляд упал на распахнутый ворот его рубашки, под которой угадывалась его широкая грудь. У Сары перехватило дыхание. Затем, испугавшись капризного направления своих мыслей, она заставила себя перевести взгляд чуть выше.
Черты лица Джеффри были напряжены, призрачный свет делал их более угловатыми. Было видно, что он испытывает то же смятение, что и она, внутренне разрываясь между днем сегодняшним и вчерашним, не в состоянии трезво думать ни о том, ни о другом. Но, в отличие от ее, казалось, парализованных ног, его ноги действовали. Он сделал шаг, потом другой, приближаясь медленно, неотвратимо.
Сара запрокинула лицо, глаза ее расширились. Без туфель она была такой маленькой, такой уязвимой. Подойдя к ней так близко, что до нее доносилось его дыхание, Джеффри уронил рубашку на кровать, казалось, совершенно забыв о ней.
Все инстинкты подсказывали Саре, что ей нужно бежать, все, за исключением двух. Первым из них была потребность в опьянении, в моментальном забытьи, которое стерло бы из ее памяти мысли о смерти и скорби. И была еще одна потребность, более эгоистичная, женская, — страстное желание еще раз испытать близость этого мужчины. За восемь лет она не забыла крепость его тела, его тепло, его мускулистую мужественность. И его губы, красиво очерченные, настойчивые…
По команде более здравомыслящей части рассудка Сара покачала головой, но он, поймав ее подбородок, нежно удержал его. Когда Сара попыталась заговорить, не нашлось ни единого слова протеста против того, что, она знала, должно произойти. Совершенно выйдя из повиновения, ее забившееся сердце стало рассылать по всему телу потоки желания. Это было неизбежно, у нее совершенно не было сил сопротивляться этому.
Его рот вначале приблизился к ее губам, словно возобновляя знакомство, а затем легко прикоснулся к ним. Когда он шире приоткрыл их, чтобы ощутить полноту ее желания, Сару охватил испепеляющий жар. Было ли это действительно то утешение, которого она искала? События минувшего дня вдруг как бы сгладились. Было ли это то расслабление, которого она ожидала от автомобильной прогулки?
— Сара… — прошептал он, отпустив ее губы, чтобы перевести дыхание. Его руки поднялись, чтобы взять ее лицо в ладони, а затем медленно опустились, чтобы погладить ее подбородок. — Обними меня, Сара. Как ты мне сейчас нужна!
Она услышала острое желание в его голосе, и то же желание ощутила в своем теле. Сара вздрогнула от того, что ее память воссоздала длинные одинокие дни и еще более длинные полные боли ночи. Как усердно она старалась вычеркнуть его из памяти, забыться в работе… но он все не уходил из ее мыслей, и она пыталась заглушить свою боль другими средствами. Но все оказалось бесполезным. Требованиям ее тела удовлетворял только один мужчина.
