Джинни Раскорлей - Солнечная женщина
Некоторые камни отрывались от картин плохо. Другие сами падали на ладонь. Халамбус с бьющимся сердцем ощущал, как грани впиваются в ладони, не желая разрушать созданные им же картины. Горка камней, отливающих золотом, высилась на столе. Раздался стук в дверь, Халамбус не ответил. У него не было и секунды на ответ. Вошел отец. Встал возле стола и обеспокоенно поглядел на сына.
— Я ждал тебя, сын, — сказал он, опускаясь в кресло. — Как выставка? Я читал в газетах, что успешно. — Потом он приподнялся в кресле. — Что ты делаешь? Ты сошел с ума! Почему ты уничтожаешь картины? Готовые вещи? Ты уничтожаешь себя!
— Чтобы создать нового себя.
— Но…
— Погоди, отец. Не надо. Я творю свою жизнь. Не мешай.
И он ударил по картине.
Глава 13
Бонни сидела за машинкой, печатала текст своей статьи. У нее было легкое перо, простой слог, острый глаз. Она была журналисткой, которых в Америке называют «фри ланс» — со свободной лицензией. Она не состояла в штате какого-нибудь одного издательства, а работала для разных, выполняя задания и заказы. Бонни уже поднадоело писать заметки на заданные темы. Конечно, в ее возрасте хочется чего-то другого. Ей тоже хотелось — «Санни Вумэн». Но хоти не хоти, нет денег, нет журнала. Реклама? Но реклама будет, и много, если есть журнал. А журнал будет, когда будет реклама. Пока что она не видела выхода из этого заколдованного круга. Кредит? А где гарантии, что она сможет его вернуть? Не закладывать же квартиру в ипотечный банк?
После Орландо прошло три недели. Бонни была вялой, и сегодня утром, сидя за машинкой, ощущала это. Она чувствовала себя довольно странно. На завтрак она выпила всего чашку кофе без сахара. Но может быть, ее мутит от голода? Мэри, секретарша главного редактора, подскочила к ней:
— Бонни, Кэролайн торопит.
— Готово. Держи.
Кэролайн — художница, ей надо расположить на странице фотографии Даяны и текст Бонни. Бонни сама снимала почти профессионально, не зря она шесть лет была замужем за фотографом. У нее была хорошая дорогая камера «Олимпус», которая практически сама знала, что делать.
Мэри упорхнула, а Бонни снова почувствовала, как ей нехорошо. Конечно, в ее возрасте как бы она ни следила за собой, изображая юную даму, напряжение и перемена климата не украшают.
А вечером она договорилась встретиться с Даяной. Она только что вернулась домой с родных Филиппин. Какая интересная, необычная женщина, эта Даяна Поллард. Она из очень богатой аристократической семьи с Филиппин. Но еще в юности поселилась в Штатах и ощущает себя стопроцентной американкой. Даяна рассказывала Бонни, что в доме родителей было всегда много слуг. А живя в Америке, сама научилась все делать, и ей это очень нравится. Уроки фотографии она брала в хорошем колледже и занималась ею как искусством.
— Бонни, — говорила она, глядя на нее волшебными раскосыми глазами. — Я пришла к выводу, что у моих фотографий есть собственная отдельная от меня жизнь. Она несет в себе частицу бессмертия. И когда я посылаю фотографии в редакции, мне кажется, я отправляю в мир своих детей…
Бонни не отнеслась к этим словам, как к эмоциональному всплеску. Точно так же она относилась бы и к своему журналу. Потому что это был бы ее ребенок. Потому что даже в Питере — половина Пейджа. И многие черточки мужа уже различались в нем. Нет, дети ниспосланы не небесами, у них черты характера и привычки земных родителей.
У Даяны и Ларри не было детей. Она не говорила с Бонни на эту тему, она будто не интересовала ее совсем. Они жили друг для друга, и им никто не был больше нужен. Однажды Даяна рассказала Бонни про то, как в восемнадцать лет отчаянно влюбилась в преуспевающего бизнесмена. Как-то раз, вернувшись из Европы, он привез изумрудное ожерелье, браслет, диадему и кольцо. Все драгоценности лежали в бархатной коробочке с золотой пластинкой внутри с надписью, что это ожерелье царицы Российской. И еще что-то, но уже по-русски. Даяна не могла отвести глаз от камней, в каждом из которых было не меньше пяти каратов. Он предложил ей принять эти драгоценности в знак бесконечной любви. Но, вспоминала Даяна, его жена в тот час ожидала его приезда из аэропорта.
— Как последняя дура, — сердилась Даяна на себя молодую, — я отказалась от подарков. Потому что мне казалось, что я разрушаю супружеское счастье! А ведь в коробочке лежали миллионы! Мне надо было их взять. Но я не сделала этого — хочешь верь, хочешь нет. Мне только остается вспоминать, что меня любил человек, который дарил мне сокровища самой царицы Российской! Из этой истории я вынесла урок, — печально призналась Даяна, — никогда не влюбляться в женатого мужчину. А если влюбилась — не отказываться от драгоценностей!
Глава 14
Даяна сидела дома и делала подписи к своим фотографиям. Работа была привычной, почти автоматической, и она могла позволить себе думать о другом. Завтра она должна улететь к матери. А сегодня — успеть встретиться с Бонни.
Мать Даяны — еще довольно молодая женщина живет на ферме в Северной Калифорнии, куда дочь перевезла ее и отца с Филиппин. Даяна хотела, чтобы родители были поближе к ней, и они купили много земли. Но случилось несчастье — у матери обнаружили рак левой груди. Предстояла операция, и Даяна должна побыть с матерью. Даяна очень любила свою мать, и мысль о ее нездоровье отзывалась болью в сердце. Хорошо еще, что у нее есть Ларри, большой и сильный человек, который ничуть не сомневается в благополучном исходе.
Даяна закончила работу, посмотрела на часы. Они указывали, на то, что ей следует поторопиться.
Они с Бонни любили уютный маленький мексиканский ресторанчик и нередко ходили туда поесть обжигающие блюда, а потом залить пожар сухим вином.
Когда Бонни подъехала ко входу, машина Даяны уже стояла там — она обожала водить синий огромный «додж». Еще бы, так эффектно: крошечная женщина-куколка за рулем такого гиганта! Но Даяна не ради форса любила водить «додж», просто в кузове у нее лежало все необходимое для съемок. Даже складная лестница и портативный подъемник. А как же еще вознестись над толпой, чтобы сделать кадр сверху?
Даяна восседала за накрытым столом, а Педро, официант, заканчивал последние приготовления.
— Я заказала все, что ты любишь, — улыбнулась Даяна.
— А авокадо не забыла? — Бонни усаживалась напротив, расстилая на коленях салфетку в яркую полоску.
— Ну что ты, как можно забыть? — пожала плечами Даяна. — Итак, — продолжала она, когда Педро оставил их наедине, — я хочу поговорить с тобой серьезно. — Как ни пыталась Даяна свести свои разлетающиеся черные брови, у нее не получалось.
