Сандра Мэй - Самая длинная ночь
То ли жара была виновата, то ли нервное возбуждение, но спать Арман не мог. Он ворочался и так, и этак, но сон не шел.
Вдобавок перед ним стояло личико Джессики. Злые зеленые глаза, полные слез. Закушенные розовые губки. Отчаяние во взгляде. Медная буря волос.
Арман заворочался еще сильнее. Таких женщин, как Джессика Лидель… Лидделл, он видел только на картинах старых мастеров. Эти кольца волос, эта прозрачная кожа, это совершенное тело, чьи контуры так соблазнительно подчеркивал тонкий халатик, а потом и эта немыслимая футболка. Лучше бы она ее вообще не одевала – Арман кричал на нее, а смотрел только на соски, откровенно проступившие под тонкой и туго натянутой тканью.
У нее, как и у всех рыжих, должны быть нежно-розовые, очень светлые и маленькие соски. Где-то он об этом читал…
Арман резко откинул простыню и сел, учащенно дыша. Еще не хватало! Какое ему дело до сосков Джессики Лидделл! Завтра они с Элизой летят в благословенную Францию…
Сверху, со стороны детской донесся тихий и полный отчаяния стон. Арман похолодел при этом звуке, а потом сорвался со своего неудобного ложа и в три прыжка одолел лестницу на второй этаж. Стон повторился, и впопыхах Арман даже не обратил внимания, что доносится он из комнаты по соседству с детской… Он-то шел к Элизе!
А попал к Джессике. И замер на пороге, не в силах оторвать глаз от открывшейся картины.
Лунный серебряный свет заливал комнату потоками нереального, фантастического свечения, и в этом мягком сиянии было отчетливо видно, что щеки спящей девушки мокры от слез, а нежные губы некрасиво искривлены в беззвучном плаче. Джессика спала поверх одеяла, в той самой футболке и трусиках, не столько прикрывавших, сколько подчеркивавших красоту ее тела и совершенство форм.
При виде этого зрелища Армана Рено вновь залило волной желания. Он вспомнил ее плечи, стройные ноги, ее коралловые губки, ее невозможные, сияющие изумрудами глаза.
Довольно неосторожно с ее стороны спать в таком виде под одной крышей с незнакомым мужчиной. А если бы Арман оказался насильником?
…Он прижимает к себе хрупкие плечи, и отчаянно бьющееся под ним тело только распаляет его желание. Рыжие волосы – бурей по подушке. Утонуть в них, расплескать их сияющую медь, зарыться лицом, спасаясь от ударов маленьких кулачков…
…Упругая грудь напряжена, девушка выгибается в его руках, стонет от ярости и бессилия, но в этом стоне уже звучат и иные нотки. Желание вспыхивает в изумрудных, потемневших от ярости глазах. Дикая кошка, гибкая пантера, маленький леопард – и вот уже тонкие пальцы впиваются в его могучие плечи, а укусы превращаются в поцелуи, и общий жар тел расплавляет Вселенную вокруг них…
Какого дьявола он приперся к ней в комнату, да еще в одних трусах?
– Джессика?
Она снова застонала, слезы с новой силой заструились по ее бледному личику. Арман расслышал, как искусанные губы прошептали бессвязно и горько:
– Я не могу смотреть… Доктор, им не было больно?.. Элли, голубка, ты меня не узнаешь?.. Ей нельзя одной…
Ничто не могло больше удержать Армана от прикосновения к этой коже… к этим нежным щекам… к губам…
Смущало только одно: Джессика Лидделл крепко спала, а он – стало быть, он действительно превращался в насильника.
Он медленно провел пальцем по ее губам, а затем поднес палец ко рту. Ощутил соль. Соль ее слез.
Чувствуя нарастающую тревогу, приподнял руку девушки, отпустил.
Рука мягко и безвольно упала.
Джессика Лидделл была истощена и измучена сверх всякой меры. В любую из ночей ее тяжкий сон со слезами и кошмарами грозил перейти в сон вечный. И тогда малышка Элли опять осталась бы одна, да еще наедине со своей мертвой теткой.
Его прошиб холодный пот при мысли о таком исходе, потом он разозлился, а еще потом расстроился.
Нельзя же ее оставлять одну, в таком-то состоянии? Но и ухаживать тут за ней…
Арман вздрогнул, потому что Джессика вдруг перевернулась набок, вцепилась в его руку и со вздохом облегчения прижалась к ней мокрой от слез щекой. Дыхание ее постепенно стало ровным, на высоких скулах проступил легкий румянец.
Арман стоял на коленях возле кровати и чувствовал себя одновременно полным идиотом – и необыкновенно счастливым человеком. Точно птица заснула на ладони…
Так он провел около часа, боясь потревожить сон Джессики, а потом осторожно высвободил онемевшую ладонь, придержав спящую девушку за плечо…
…и коснувшись при этом ее тела, как же иначе?
Его пронзило молнией. Ударило током. Затрясло в лихорадке. Обожгло лавой, ошпарило кипятком.
Ни одно сравнение не передавало и сотой доли истинных чувств, обуревавших Армана Рено. Он хотел эту женщину так, что разум отказывался работать, стыдливо уступая место инстинктам, здоровым, могучим и не обремененным условностями.
Арман Рено торопливо вернулся на свое осиротевшее ложе, натянул простыню до самого носа, а затем проделал необходимые операции для снятия сексуального напряжения: насчитал полторы тысячи овец с черным ухом, извлек квадратный корень из заведомо сложного интеграла, припомнил по именам всех Рено с семнадцатого века включительно, рассчитал в уме примерную сумму инвестиций, потребных для реставрации одной из старейших давилен в Руайя…
На рассвете Арман Рено заснул.
Он проснулся, словно от толчка, и некоторое время лежал, пытаясь понять, где находится. Наконец, вспомнив, вскинул запястье к глазам. Половина седьмого. Пора вставать.
Арман Рено прислушался – и похолодел. В доме было абсолютно тихо, как будто… как будто…
Как будто здесь не было больше ни одной живой души, кроме Армана Рено!
Желудок свернулся в комок. Он уже видел очами души своей пустую детскую, наспех выдвинутые полки детского шкафчика…
Судорожно подтянув трусы, барон Рено бросился по комнатам в поисках людей. Первая же дверь по коридору вела в спальню Джессики. Несомненно. Ее футболка лежала на постели. Единственная вещь. Все остальное исчезло. В комнате царил хаос, так, словно…
Так, словно в этой комнате спешно собрались куда-то и удрали!
Он метнулся по дому с криком: «Мадемуазель Лидделл!!! Джессика!!! Черт!!!», и это было последнее членораздельно произнесенное слово. Дальше из его груди вырывалось только рычание, смешанное с глухим стоном. Если она сделала это, рыжая тварь, ведьма, американская шлюха…
– Господи, что происходит?!
Он остановился, словно налетел на невидимую стену. Судорожно схватил ртом воздух и стал медленно приваливаться к стенке. Сердце билось почему-то в ушах.
Джессика стояла в дверях, видимо, кухни и изумленно смотрела на полуголого, всклокоченного мужчину с необыкновенно бледным лицом. Она была очень красива, Джессика Лидделл. И очень встревожена.
