Сандра Мэй - Неугомонная блондинка
Рик и Джереми переглянулись и расхохотались, потом Ривендейл серьезно заметил:
– Браво, Келли. Ты уела нас обоих. Совершенно, надо заметить, правильно. Мы не имеем никакого права судить и выносить приговор… Давно вы вместе?
От неожиданности Келли поперхнулась шампанским, а Рик, негодяй, заботливо похлопывая ее по спине, сообщил:
– Не так давно, но я планирую провести с ней ближайшие лет пятьдесят. Она еще просто об этом не знает.
Ривендейл кротко улыбнулся:
– А твоя семья? ОНИ уже в курсе?
Теперь поперхнулся Рик. Улыбка Джереми стала еще шире:
– Собственно, я так и знал. На вчерашнем обеде у Сайксов Лидия была вполне спокойна. Не думаю, что ей удалось бы так здорово владеть собой, знай она, что ты вслед за собственным дедом выбрал одну из Деверо.
Келли от злости и бессилия даже топнула ногой:
– Эй! Ничего, что я тоже здесь? МЕНЯ никто не хочет спросить?
Оба мужчины повернулись к ней и ответили хором:
– НЕТ!
Джереми Ривендейл мягко улыбнулся и пояснил:
– Это Юг, дорогая. Мнение женщины здесь никогда не принималось во внимание. По крайней мере, публично.
Келли ехидно прищурилась:
– Что я слышу? Мужской шовинизм? Отлично. Вот что я вам скажу, недобитые южане: я собираюсь сама выбрать того, с кем проведу ближайшие пятьдесят лет своей жизни, и не думаю, что это будет кто-то из вас. Если вас этот факт огорчает – что ж, вам останется только читать мои книги и тихо печалиться о несбывшемся. С вытекающим отсюда рукоблудием!
С этими словами Келли развернулась на каблуках и гордо удалилась. Рик и Джереми обменялись озадаченными взглядами. Потом Ривендейл негромко спросил:
– Правда, что на Эжени Деверо вчера вечером покушались пикетчики?
– Откуда ты знаешь?
– Рик, мы же не в Чикаго. Здесь все всё знают. Не говоря уж о том, что Эжени все сегодняшнее утро хвасталась своими боевыми подвигами. Как и следовало ожидать, такими мелочами, как световая граната образца пятьдесят седьмого года, ее не запугаешь. Тут нужно что-то вроде базуки, не меньше…
Рик внезапно напрягся:
– Пятьдесят седьмого года? Очень интересно. Не знал, не знал…
– Полиция не поделилась с тобой своими открытиями? Ну и плюнь на это. У тебя гораздо более привлекательная должность – телохранитель прелестной Келли Джонс! Я всегда восхищался ее внешностью. В наши дни так редко встречается нерукотворное совершенство… можешь мне поверить.
– Верю. Так, значит, полиция сообщила Эжени год выпуска гранаты, но не нашла ни следа нападавшего?
Ривендейл пожал плечами:
– Честно говоря, не знаю. Я не очень интересовался. Разглядывал Буше и ту прелестную миниатюру Сарагосы. Видел? «Галисийский полдень».
– Это где девчонка сидит у окна, а позади нее торчит престарелая мамаша? Возле нее так все и толпились, а я вот не понял: чего в ней эротического?
Джереми покровительственно усмехнулся:
– Хороший ты малый, Рик, но малость темноват для подобных сборищ. Галисия – это испанская провинция, славившаяся своими борделями и проститутками. На картине изображены одна из типичных представительниц этой древнейшей профессии и ее наставница. Бандерша, по-нашему.
Рик ошеломленно посмотрел в сторону небольшой картины, возле которой в данной момент спорили о чем-то два вполне приличных старичка.
– Это что же… здесь все только об одном, да? Ну дед, ну дает…
Джереми усмехнулся.
– Роже Бопертюи считал, что секс – главный двигатель человечества. В чем-то он прав. Жаль, что он не сумел убедить в этом же Лидию.
– Ривендейл, ты поаккуратнее…
Джереми посмотрел на Рика уже без улыбки, даже с грустью:
– Я вовсе не хочу оскорбить твою бабушку, Рик. Напротив, я отношусь к ней с большим и искренним уважением. Однако в том, что случилось, виновата и она.
– Ну в принципе я тоже думаю, что она могла бы и попробовать удержать деда…
– Удержать Роже не смог бы и Голиаф, сидящий за рулем трактора. Дело не в этом. Просто… Шовинизм это или нет, но женщинам не стоит заниматься мужскими делами. Бизнесом. Благосостоянием семьи. Принятием решений. Иначе он рискуют остаться в одиночестве, а это противно природе.
Рик прищурился:
– Ты о чем это сейчас?
– Возможно, это не мое дело, но… если ты действительно испытываешь к Келли Джонс некие чувства, не позволяй ей самой принимать решения. Ты же мужчина, Рик. Реши за нее.
С этими словами пластический хирург быстро и крепко стиснул предплечье Рика и отошел, оставив того в глубокой задумчивости.
Прежде чем начать решать, требовалось еще и сообразить, что именно, поэтому Рик Моретти дал увлечь себя в танце совсем другой женщине, не Келли Джонс.
Женщина эта была вполне себе ничего, принадлежала к хорошей семье, по возрасту вполне годилась Рику в возлюбленные, но мы вынуждены признать, что к нашей истории эта прекрасная во всех отношениях женщина никакого касательства иметь не будет. Потому и упоминание о том, что ее звали Лора Палмер, является всего лишь данью уважения к женщинам вообще. Не берите в голову!
Рик плавно покачивался в танце, Лора Палмер мило щебетала где-то в районе его ключиц, а сам Рик напряженно размышлял.
История его отношений с женским полом насчитывала два десятка более или менее вдребезги разбитых девичьих сердец и даже пару-тройку испорченных репутаций, но все же ничего серьезного. Иными словами, женщин Рик знал, любил, спал с ними, но никогда и ни с одной не мечтал провести не то что пятьдесят лет, а даже и полную неделю. Максимум, на что его хватило в глубокой юности, – пять дней в маленьком отеле на берегу моря. Рику тогда было двадцать три, он недавно вернулся из армии, а побережье близ Бари даже каменную статую настроит на романтический лад. Ту барышню звали вполне в духе тогдашнего настроения – Джульетта – и родом она была… ну ладно, не из Вероны. Из Бриндизи. Или не из Бриндизи?
И вот приблизительно так – со всеми остальными. Рик еще не пал так низко, чтобы забыть имя своей очередной подружки уже на следующий день после расставания, но, скажем, имя своей первой женщины уже не помнил – вопреки уверениям авторитетных источников, что ЭТО помнят все без исключения.
Он не то чтобы испытывал отвращение к семейной жизни, нет. Наоборот, его собственная семья приучила Рика к мысли, что все семьи в принципе, наверное, счастливы и любят друг друга. Он с детства и до сих пор видел, какой любовью горят огненные глаза его отца, Франко Моретти, когда он смотрит на свою жену Кьяру, мать Рика, Клер… Рик прекрасно помнил, как они с мамой ходили на все матчи отца и как неистовый Франко после каждого забитого гола несся к трибуне, на которой сидели его жена и маленький сын, последние несколько метров проезжал на коленях и яростно целовал свой большой палец, посылая воздушный поцелуй своей единственной женщине…