Мишель Селмер - По сценарию любви
Филиппа это и раздражало, и восхищало одновременно.
— В таком случае жду вас завтра, — объявила она.
Его лицо не выражало никаких эмоций.
— Я едва могу сдержать свою радость.
София лишь улыбнулась.
— Это все, что ты хотела сказать?
— Думаю, ты видел Маделин в понедельник, — сказала сестра.
Ту самую загадочную женщину, о которой его спрашивала невеста. Ну конечно же, он обратил на нее внимание. Ее было бы трудно не заметить, особенно если учесть, как она тогда на них уставилась.
— Что с ней?
— Кажется, она снова вернулась к своим старым фокусам.
— Прости, что не затрясся от страха.
Маделин не имела к Ханне никакого отношения, поэтому он и не стал ничего объяснять. Она просто была… никем.
— Ты же знаешь, как она может себя вести. Сделает все, лишь бы привлечь внимание, — проговорила Софи.
— А ответные действия только усилят это желание. Не стоит реагировать на нее. Ей станет скучно, и она найдет себе какое-нибудь иное развлечение.
— Мне кажется, в скором времени эта женщина еще даст о себе знать.
В этом Филипп серьезно сомневался.
— Нужно ли тебе еще что-нибудь? — спросил он.
Софи раздраженно покачала головой.
— Интересно, у твоей невесты есть хотя бы малейшее представление о том, как с тобой бывает тяжело?
Он не ответил.
— Значит, встречаемся завтра вечером?
— Да, мы придем.
Сестрица послала ему свою загадочную фирменную улыбку из серии «я знаю что-то, чего не знаешь ты», одну из тех, от которых человек сразу же начинает чувствовать себя некомфортно. А потом ушла.
Забудь о Маделин. Сейчас стоит побеспокоиться о другом… Вся эта история с ужином выглядит какой-то уж слишком… домашней для Софии.
Почему ему кажется, что здесь кроется нечто большее, чем она давала понять?
Ханна только что закончила свой тихий ужин в полном уединении, когда к ней постучалась Элизабет.
— Вы должны были уйти уже давным-давно, — упрекнула ее Ханна.
Пусть мисс Прайс и работает во дворце, но должен же человек иметь свою личную жизнь, вне работы! Создавалось такое впечатление, что она находится здесь всегда.
— Я как раз собиралась уходить, когда вам позвонили, — сказала Элизабет.
— Кто?
Ханна очень надеялась, что это был кто-то из ее друзей. Господи, как же она сейчас нуждалась в поддержке…
— Это миссис Рено, — прозвучал ответ. — Снова.
Мама звонила уже четвертый раз с тех пор, как Ханна покинула Сиэтл. Неужели она не получила сообщения, что дочка сейчас не может с ней разговаривать? Ханне до сих пор было так горько и обидно… Скорее всего, если она в своем теперешнем состоянии возьмет трубку, то наверняка скажет что-то, о чем потом придется пожалеть. Как в прошлый раз, к примеру.
— Передайте, что я позвоню.
— Миссис Рено говорит, это срочно.
Она скажет что угодно, чтобы заставить дочь подойти к телефону.
— У нее очень расстроенный голос, — добавила Элизабет.
Девушка встревожилась. Последний раз, когда ее матери срочно требовалось с ней поговорить… Она готовилась к экзаменам в университетской библиотеке и была так занята, что вначале даже не обратила внимания на свой телефон, тихо вибрировавший в кармане, а потом, когда услышала полный горечи голос матери, почувствовала, как все сжимается внутри.
Милая, тебе нужно срочно прийти домой. Папа попал в аварию…
Но теперь его больше нет, и она просто не могла себе вообразить, что же настолько экстренное ей так жаждут передать.
Хотя, может, будет действительно лучше, если они попытаются наладить отношения. И к тому же папа, безусловно, очень бы этого хотел… Ханна всегда походила более на него, чем на мать. Много раз он говорил ей: «Твоя мама не такая, как мы, Ханна. Она немного взбалмошная. Тебе просто нужно быть терпеливой».
Но иногда мама была до такой степени уязвима и ни в чем не уверена, что даже Ханне с трудом удавалось это переносить. Не то чтобы мама была плохим человеком… Просто ей постоянно требовались заверения в том, что ее любят и ценят, и иногда потребность эта становилась совершенно невыносимой.
— Госпожа? — Элизабет ждала ответа.
Ради отца ей все же придется разрешить эту проблему.
— Я поговорю с ней, — ответила девушка, вздохнув.
— Миссис Рено ждет вас на второй линии.
Ханна подошла к телефону и на секунду заколебалась, прежде чем все-таки поднять трубку и нажать кнопку второй линии.
— Здравствуй, мама.
— Ох, Ханна, милая! Я так рада снова тебя услышать!
Девушке хотелось бы сказать то же самое, но именно сейчас звук материнского голоса, его сиропная сладость были слишком уж раздражающими.
— Как у тебя дела?
— О, замечательно. Но мне так тебя не хватало! Я боялась, что ты опять не возьмешь трубку…
— Ты сказала, у тебя что-то срочное.
— А как дела у тебя? Тебе нравится во дворце?
— Все прекрасно.
Если не учитывать тот факт, что жених уехал сразу после ее приезда. Или что отказался разделить с ней ужин.
— Я была очень занята, — сообщила она матери.
— А дворец красивый? А Филипп все такой же роскошный, как и раньше?
Дочь продолжала уходить от ответа. Ханне так хотелось, чтобы мама просто объяснила, что ей нужно, и на этом бы разговор закончился…
— Дворец и Филипп все такие же, какими ты их и видела в последний раз. А теперь объясни мне наконец, что же у тебя такое срочное.
— Разве не могу я просто побеседовать со своей дочерью?
К сожалению, нет. Из-за своего эгоизма она не имела на это ни единого шанса.
— Уже поздно, и я устала.
— Ну хорошо, хорошо, — на другом конце телефона послышался смех, — перейду прямо к делу.
Слава богу. Давай просто извинимся друг перед другом и покончим с этим наконец.
— Ханна, я не хочу, чтобы ты расстраивалась…
Ох, а вот это был плохой знак.
— Насчет чего?
— Я позвонила, потому что у меня хорошие новости.
— Понятно.
Говори уже тогда быстрее…
— Не планируй ничего на тридцатое декабря.
О, нет.
— Почему? — выдавила Ханна, хотя уже предполагала, что ей скажут в ответ.
Даже боялась этого, честно говоря.
— Потому что я выхожу замуж!
— Замуж?!
— Милая, я знаю, о чем ты думаешь…
— Папа умер всего лишь год назад!
— Ханна, пожалуйста, ты ведешь себя нечестно.
— Нечестно? Я?!
— Год — это очень много, когда ты одна.
Она пела ей ту же песню уже три месяца спустя после смерти отца, когда собиралась на первое свидание. «Я чувствую себя одинокой», — пожаловалась она тогда. Казалось, мать просто не могла понять, что после недавней потери мужа она и должна была чувствовать себя одинокой. Ей надлежало оплакивать его смерть, а не бежать при первой же попавшейся возможности на поиски замены.
