Жаклин Бэрд - Ночь утра мудренее
Антон Диаз хитро посмотрел на жену и кивнул:
— Желание супруги — закон.
Он ловко подхватил Эмили на руки и понес в каюту. Та только успевала вертеть головой, примечая роскошное внутреннее убранство яхты.
— Такая огромная?! Невероятно! Мне никогда еще не доводилось видеть ничего подобного.
— Помолчи, Эмили, — раздраженно осадил ее мужчина.
Она лишь умиленно посмотрела на него и провела ладонью по его щетинистому подбородку.
Внеся Эмили в спальню, он кинул ее на не разобранную постель.
— Я слишком долго ждал этого, — сухо объявил он и принялся срывать с нее одежду, небрежно отбрасывая каждую снятую им вещь в сторону.
В пылу влюбленности, в огне желания девушка не заметила, как неожиданно изменилось отношение к ней ее обожаемого мужчины, ведь он и прежде позволял себе достаточно бесцеремонное с ней обращение.
Антон раздел Эмили и обхватил ее пышные груди ладонями.
— Эмили, — тихо произнес он, укладывая девушку на постель и любуясь видом такой доступной и желанной женщины. — Ты даже представить не можешь, как сильно я этого желал!
Эмили, не в силах оторвать взгляда от его мускулистого загорелого торса, шептала его имя. А когда он разделся, нервно облизнулась и подняла на него громадные испуганные синие глаза.
— Не волнуйся, — велел ей Антон. — И не надо закрываться. Я должен видеть тебя всю. Смущение ни к чему. Мы супруги. Ты больше не принадлежишь себе, Эмили.
Женщина недвижимо покоилась на спине и не сводила с него благоговейного взгляда.
— Можешь трогать меня. Не бойся, — насмешливо разрешил ей супруг.
Эмили подалась к нему и обхватила за плечи.
Их глаза встретились. На миг Антон застыл, внутри у него будто что-то оборвалось. Он испугался собственной решимости. Будто почувствовав его сомнения, Эмили быстро обняла его и просительно прошептала:
— Прошу тебя, любимый. Я хочу этого.
Глава четвертая
Через несколько минут Антон с шумом выдохнул и перевернулся на спину.
— Я не слишком тяжелый? — чуть ли не равнодушным тоном спросил он жену.
— Нет. Ты… восхитительный, — восторженно прошептала она и склонилась к его лицу, целуя его влажными губами.
Синь ее глаз была словно в дыму.
Он отстранился от нее и поднялся, уйдя в сумеречную глубь каюты.
— Что случилось, Антон? — обеспокоенно спросила его Эмили. — Вернись, пожалуйста, в постель, — попросила она, но он не реагировал. — Вернись ко мне, умоляю.
Антон оставался глух. Она не могла видеть смятенного лица.
— Вернись! Я люблю тебя до безумия. Я обожаю в тебе все. Ты — чудо!
— А ты девственница! — с обвинением в голосе бросил он.
— Уже нет! — торжественно воскликнула Эмили.
— Но как ты осталась девственницей? Ты же была помолвлена? — недоуменно проговорил он.
— Да, это так. Но я разорвала помолвку незадолго до свадьбы. Я только твоя, любимый. Только твоя. Верь мне, — оправдывалась Эмили, сама не зная, почему.
— Могла бы и предупредить меня… Я считал тебя просто малоопытной. Но не ожидал, что настолько.
— Какое это имеет значение? Ты бы любил меня меньше? Или… — испуганно прошептала она, совершенно сбившись.
— Да! Нет! Не знаю! — накинулся на Эмили Антон. — Должна была сказать, и все тут!
— Прости, — виновато пролепетала женщина. — Прости, — сквозь слезы повторила она, сжавшись в углу постели.
— Ты слишком бойка для девственницы, — процедил он. — Как-то уж слишком чувствительна и умела для первого раза, — недоверчиво проговорил он.
— Просто я люблю тебя, — объяснила Эмили. — Не отталкивай меня, любимый, прошу.
Эмили протянула к нему руки.
— Ах ты, лукавая женщина, — позволил ей уговорить себя Антон Диаз. — Тигрица пробудилась. Тигрица жаждет плоти, — бормотал он, покусывая ее за мягкие места. — Хищница больше не хочет ждать?
— Такой ты мне больше нравишься, — обрадовалась Эмили. — Я никогда не перестану тебя любить, — вновь поклялась она, как в час их церковного венчания.
Эмили проснулась.
Антон стоял спиной к ней у туалетного столика. Он был в шортах цвета хаки и белой рубашке-поло.
Эмили могла видеть в зеркале отражение его задумчивого лица. Она затаила дыхание, боясь, что он узнает о ее пробуждении, а ей хотелось полюбоваться им. Но тут он поднял голову и, видимо заметив в зеркале ее внимательный взгляд, вздрогнул, словно его застали врасплох. Поспешил изобразить улыбку и повернулся к Эмили.
— О, ты проснулась, милая, — сипло проговорил он. — Кофе уже готов.
— Да, я слышу запах, любимый. Почему ты оставил меня? Я скучаю. Возвращайся ко мне, — позвала она мужа.
— Уже полдень, Эмили. Пора вставать, — требовательно проговорил он. — Пей свой кофе и одевайся. Шеф-повар приготовил ленч, после которого я намерен познакомить тебя с командой и капитаном.
Сказал и вышел из каюты.
Проводив его взглядом, Эмили еще минуту улыбалась. Смущение Антона казалось ей таким трогательным.
Она пила кофе и радовалась тому, что поддалась на уговоры Хелен и согласилась поужинать со своим будущим мужем. Ей страшно было даже подумать, что было бы, продолжай она упорствовать, поддавшись безотчетному страху перед ним. Необъяснимому страху, который до сих пор еще время от времени являлся к ней и заставлял прижиматься к груди возлюбленного с безмолвной молитвой о милосердии.
Это странное, необъяснимое чувство она списывала на мнительность, которая всегда была досадной помехой на общем фоне ее ровного характера.
Антон Диаз не был готов к этому чувству. Его обуял стыд. Он даже вздрагивал, встречаясь взглядом с Эмили, которая была счастлива, как ребенок. Он же, как вор, украдкой осматривал ее тело, казавшееся ему чужим и незнакомым.
За одну ночь угловатый подросток преобразился.
Невероятно! — твердил про себя Антон. Теперь он постоянно думал об Эмили, силясь понять, как он ухитрился заполучить ее, такую чистую и невинную, в этом буйном и беспутном мире, и как она сумела сохранить свою душу. И, спрашивается, для чего? Для того, чтобы доверить ее такому мерзавцу, как он, с его планами мщения. Она, с ее ангельски чистым сердцем, не сумела распознать его темных мыслей.
Похоже, она отказывается видеть дурное в нем, хотя подчас это дурное бывало настолько нарочитым, что и не понять, как можно этого не заметить. Неужели такая нежная женщина действительно так сильно любит его? — спрашивал себя Антон. Мыслимо ли, что дитя врага любит его также безоговорочно, как юная Зуки любила Чарльза Ферфакса?
