Эмилия Лоринг - Мы покорим бурю
— Передай чай мистеру Фарру, Дики.
Мальчик бережно взял блюдце обеими руками и, пытаясь не расплескать чай, медленно пересек лежавший между ними мягкий ковер. Донеся чашку на блюдце до Майкла, он облегченно вздохнул. Потом так же ответственно принес блюдо с бутербродами и, указав на один из них пальцем, сказал: «Вот этот выглядит аппетитно».
— Возьми его себе или угости Соню.
— Соня не будет. Она говорит, что нашим гостям надо давать самое вкусное. Ты мне нравишься. Ты наш гость?
— Это мы в гостях у мистера Фарра, Дики. Иди, возьми свой чай.
Мальчик взял чай, выбрал несколько бутербродов и осторожно понес все это к бассейну. Усевшись на край бассейна, он принялся за бутерброд, отщипывая такие маленькие кусочки, как будто собирался кормить рыбок. У него был явно плохой аппетит. Девушка, сидевшая у чайного столика, не ела вообще ничего. Может быть, ее все еще мучила неопределенность, касавшаяся будущего этого ребенка? Майкл позвонил в старомодный колокольчик, которым пользовалось уже четыре поколения Фарров. Либби появилась с быстротой кролика, извлеченного из цилиндра фокусника.
— Я уверен, что Дики обязательно захочет посмотреть на вашего попугая, Либби.
Мальчик стремглав подскочил к Либби и схватился за ее полную, мягкую руку.
— Попугай! А он говорящий? Он весь красный и зеленый, миссис … миссис…
— Называй меня Либби, мой ягненок. Он говорит, не останавливаясь. И он так любит маленьких мальчиков. Пойдем со мной, я тебе его покажу.
Дики обернулся к Соне и вопросительно посмотрел на нее. Она кивнула.
Крепко держа Либби за руку, он вприпрыжку отправился за ней. Его высокий детский голос, перебиваемый музыкальным смехом, постепенно угасая, доносился из холла. Хлопнула дверь, и в библиотеке воцарилась тишина.
Элкинс собрал посуду на поднос. Майкл с нетерпением ожидал его ухода. Неужели он всегда был таким медлительным? Унеся поднос, дворецкий через мгновение появился снова.
— Что-нибудь еще, мистер Майкл?
— Нет. Скажите Либби, чтобы она заняла ребенка, пока я не позвоню.
Элкинс остановился, чтобы поправить ковер. Затем, подойдя к окну, опустил французские шторы, чтобы прикрыть поток прорывающихся в комнату солнечных лучей. Преломляясь в хрустале высокой вазы, наполненной красными розами, они расходились по библиотеке сотнями разноцветных лучей. Окинув удовлетворенным взглядом всю комнату, Элкинс наконец удалился.
Облегченно вздохнув, Майкл раскрыл серебряный портсигар и протянул его девушке, смотревшей на портрет.
— Курите?
Она отрицательно покачала головой в ответ. Майкл, Сидевший спиной к камину, смотрел на Соню Карсон, тихо замершую в противоположном углу комнаты. С чего начать? Как подойти к вопросу об отцовстве?
Она начала первой. Держась обеими руками за ручки обитого парчой стула прошлой эпохи, она спросила:
— Вы и сейчас не верите, что Дики действительно сын вашего брата?
Майкл посмотрел на портрет.
— Если я не соглашусь с этим, боюсь, что адмирал сойдет с этой картины и задаст мне хорошую трепку. Тем более, это опущенное веко. Кроме того, вам это может не понравиться, но Либби сказала, что мальчик очень похож на меня в том же возрасте.
— Значит, вы верите, что они действительно поженились?
Майкл почувствовал, как его лицо багровеет. Нет, в это он не верил. Не мог поверить, зная своего брата! Ведь Гай сам сказал, что ни одна женщина никогда не наденет на него оковы брака.
— По вашему лицу вижу, что не верите. Жена имеет право носить фамилию мужа, но моя сестра, к несчастью, умерла. Но мальчик официально должен носить свою фамилию, фамилию своего отца. Я сделаю для этого все.
Тон ее голоса, холодное, слегка презрительное выражение глаз смутили Майкла Фарра и заставили покраснеть.
— Это что, угроза? Вы зря расходуете свой пыл. Мальчик должен получить свой шанс. У вас есть его свидетельство о рождении?
— Свидетельство о рождении? У меня его нет. А где я могла взять его?
— В регистратуре города, где он родился. Не беспокойтесь, я разыщу его. Не могли бы вы рассказать мне о себе до того момента, как вы и ваша сестра встретили Гая.
— Мне собственно нечего рассказывать, за исключением того, что мы с сестрой переехали в штат Нью-Йорк из западных штатов.
— У вас не осталось близких?
— Никаких родственников, кроме кузена. Его зовут Том Нэш, и он богат почти как Крез, ну, конечно, не так… Он наладил производство каких-то новых консервов, и ему неожиданно повезло. Он хотел усыновить Дики, даже не зная, кто его настоящий отец. Пусть я ненавижу вашего брата, но это не дает мне права отнять у него его сына. Так что вы можете не опасаться новоявленных родственников, которые захотят откусить свой кусок от вашего пирога.
Ее слова вызвали у Майкла дикое желание схватить девушку за воротник и тряхнуть так, чтобы зубы застучали. Вместо этого он задумчиво сказал:
— Это, конечно, упрощает дело. Признаться, я переживал по этому поводу.
Зачем он так сказал? За все время ему ни разу не пришла в голову мысль о родственниках мальчика.
— А вы — архитектор?
— Да. Я проектирую небольшие дома, но, вы знаете, на архитекторов сейчас плохой спрос. Мне предложили спланировать участок под развитие, но это было так неопределенно, что я не отважилась согласиться.
— Но вы ведь отважная девушка?
— Что вы имеете в виду?
— Например, вы рискнули лишить ребенка наследства.
— Мы с сестрой были так сердиты, так отчаялись, что готовы были на все, только чтобы Дики не попал в руки к отцу. Мы ошибались. Когда мы поняли, что Гай Фарр не собирается возвращаться, нам надо было добиваться развода и передачи матери ребенка опекунских прав. Но мы столько натерпелись от него, что тяжело было сохранить здравый смысл в этом вопросе. Никто не мог нам посоветовать, что делать, а потом Руби умерла, так и не успев получить развод. Мне оставалось только разочароваться во всем, но тогда я потеряла бы веру в себя. Это было очень рискованно — открыть Гаю, что у него есть сын, ведь он может испортить ребенка, но я должна была решиться на это. Вы обязательно полюбите Дики. Он замечательный! Вы напишете своему брату? Объясните ему, что его не просят воспитывать ребенка, отвечать за него, что его даже не подпустят к ребенку.
Майклу показалось, что в ее глазах мелькнул страх. Но если все, что она рассказывала — правда, чего ей бояться? А это, несомненно, правда. Эта женщина не могла лгать. Она была такой, какой должна быть женщина. Он знал это наверняка. Эта девушка была живым воплощением его идеала. «Я не могу полюбить ее! Я не могу!» — твердил он себе, паникуя. — «Но я уже сделал это!» — упрямо возразил он себе.
