Харриет Гилберт - Брак не по расчету
За время ее короткого отсутствия в комнате произошли необратимые изменения.
– ... Конечно, Эшлинг очень умная девочка, – говорила мать. – Я надеюсь, что она сможет попасть в классическую школу. Ей всего семь лет, так что все еще впереди, – добавила она, похлопывая сидящую у нее на коленях внучку по блестящим черным кудряшкам.
– В июле мне будет уже восемь лет, – быстро вставила Эш, спрыгнув на пол. Она подбежала к рослому мужчине, элегантно облокотившемуся о камин. – А сколько вам лет?
– Мне столько лет, сколько моему лицу, и я немного старше своих зубов, – ответил Филипп и лениво улыбнулся, взирая сверху вниз на малышку.
– Очень умный ответ! – Эш показала зубки гиганту, который возвышался над ее маленькой фигуркой, как Гулливер над лилипутом. – Вы у нас поживете немного?
– Боюсь, что не смогу, – пробормотал Филипп, сдвинув темные брови над переносицей. Видимо, в какой-то момент у него зародилась смутившая его мысль – еще не догадка, но предостережение. По мере того как он смотрел на девочку, его беспокойство росло.
– Очень жаль, мы могли бы поиграть. Я люблю играть в шарады и загадки. Моя подруга Руфь загадала мне одну сегодня. Я думаю, даже бабушка не знает ответа, – доверительно сообщила она гостю.
Айрис стояла в дверном проеме не шевелясь. У нее было ощущение, что она наблюдает за тем, как поднимается занавес перед последним актом греческой трагедии. Безучастно ожидая кары Немезиды, она увидела, что Фил смотрит на себя в большое зеркало, висящее над камином. Он явно нервничал, глаза сузились до темных стальных точек. Точки сначала сверлили зеркальную поверхность, потом переместились на маленькую девочку в дальнем углу гостиной.
Страх парализовал все тело юной матери. Она была не в состоянии предотвратить крушение своего семейного очага. Сердце бешено колотилось в груди, когда Айрис смотрела на Фила, продолжавшего мрачно изучать свое отражение в зеркале. Потом словно придя к какому-то решению, он пересек гостиную. Вежливо попрощался с миссис Динмор и с минуту внимательно смотрел на Эшлинг. Затем быстрым шагом подошел к тому месту, где стояла Айрис. Взяв ее за руку железной хваткой, он, почти не сбавляя скорости, потащил ее в холл, захлопнув за собой дверь гостиной.
– Боже мой! – взорвался он. Звук сердитого голоса громко отдавался в огромном сводчатом пространстве холла. – Почему ты мне ничего не сказала?
– Не сказала чего? – еле слышно проговорила Айрис, зная, что никогда не умела толково и правдоподобно солгать. – Я не понимаю, о чем ты говоришь.
– О нет! Ты прекрасно понимаешь, о чем речь! – грубо ответил он, впиваясь пальцами в ее руку. – Та маленькая девочка в холле, она – теперь я в этом совершенно уверен – моя дочь!
– Нет. Ты... ты ошибаешься, – прошептала Айрис, безуспешно пытаясь увернуться от его взгляда, растерянного и злого одновременно.
– Я не намерен выслушивать тут всякую чушь, Айрис, – выдавил из себя Филипп не без злых нот в голосе. Посмотрев на часы, он в сердцах выругался себе под нос. – К сожалению, я уже опоздал на очередную встречу. Но если ты думала, что восемь лет назад видела меня последний раз в жизни, ты глубоко ошибалась! – прогремел он с такой ледяной интонацией, что по спине молодой женщины побежали мурашки. – Я вернусь, как только смогу. Это не угроза – это обещание!
Айрис не сомневалась, что он вернется. Она дрожала от холода и нервного перенапряжения. Филипп недвусмысленно дал понять, что не оставит ее в покое, и она не в силах была противоборствовать. Оставалось только ждать неминуемого, страдая от отчаяния и безысходности.
И что же теперь? Пройдут дни, недели, и это ощущение близкой беды не смягчится, не пройдет? Неужели человек может так долго нести в себе кошмар ожидания, неужели зловещая тень Фила навсегда омрачит и без того нелегкую, но устоявшуюся ее жизнь?
В это время года Айрис обычно была очень занята, выполняя заказы на рождественские кондитерские изделия. Но сейчас она не могла заставить себя сосредоточиться даже на простейшей работе. После того как Филипп Бартон снова вошел в ее жизнь, Айрис была не в состоянии сконцентрировать внимание на настоящем, потому что ее мозг переполняли воспоминания.
– Мама, ты где?
– Я здесь, – отозвалась Айрис, увидев, как Эш появилась в другом конце старого зимнего сада, обнесенного стеной.
– Скорее! – торопила Эш, бежавшая по гравиевой дорожке к матери. – Если мы не поспешим, я пропущу урок верховой езды.
Айрис сморщила нос, посмотрев на часы.
– Извини, малышка. Я совершенно забыла о времени.
– Сними, пожалуйста, эту старую одежду, – попросила Эш, критически осматривая стройную фигуру матери, облаченную в пыльные джинсы и ветровку, знавшую лучшие времена. – И у тебя в волосах запутались листики.
– Эй, расслабься! Сегодня суббота. Зачем нам наряжаться в выходные? – Айрис рассмеялась и наклонила голову, предлагая таким образом дочери вытащить траву из густой шапки волос.
– Я думала, ты собираешься сделать рождественские покупки.
– Ты права, моя ласточка. Я совсем об этом забыла. Ладно, ты выиграла. – Она улыбнулась Эш. – Попробую найти наряды, более подходящие случаю.
Юная леди сама назначила себя распорядителем материнского гардероба и по одной ей ведомым критериям безапелляционно решала, что идет или не идет матери, что годится для того или иного случая. А сама Айрис, не имея лишних денег на одежду, давно перестала реагировать на призывы капризной моды.
– Что ты собираешься надеть? – требовательно спросила девочка, освободив, наконец, волосы матери от листьев.
– Обещаю подумать.
– Все мои друзья говорят, что ты очень симпатичная. Когда я вырасту, куплю тебе много-много красивых платьев, – торжественно объявила она.
– Спасибо тебе, кроха. – Мать с улыбкой посмотрела на дочку. В свои двадцать шесть она, Айрис, если верить доктору Хоггину, оставалась привлекательной женщиной, и все же знала, что Эш, когда вырастет, будет несравнимо красивее ее. С шапкой черных вьющихся волос и огромными ярко-голубыми глазами маленькая девочка уже сейчас была точной копией своего неотразимого отца. Это тоже создавало свои проблемы. Дело было не только в угрозе Фила вернуться в Холл, что само по себе уже не могло не волновать. Надо было еще подумать над тем, во что стоит посвятить друзей. Наверное, следует сказать правду и сделать это как можно скорее. Если Джун, слишком возбужденная внезапной встречей с другом юности, не сумела разглядеть потрясающее сходство между отцом и дочерью, то вряд ли остальные ее друзья будут так же слепы. Но самое главное – это Эшлинг. Как она сможет объяснить маленькой девочке, что произошло восемь лет назад?
