Джулиана Маклейн - Прелюдия любви
Она взглянула на него.
– Зачем мне вас осуждать? Я едва вас знаю.
– И все же вы осуждаете меня, а еще потрясающе умеете уклоняться от ответов на неприятные вопросы.
– А вы потрясающе умеете быть нахальным.
– Ну вот, вы опять игнорируете мой вопрос.
Она посмотрела ему прямо в глаза.
– Вы ведь не отстанете, верно?
– Ни за что!
Из комнаты донеслись звуки «Лэйлы», и напряжение, возникшее было между ними, куда-то улетучилось. Джоселин откинулась на спинку стула, ее губы блестели от клубничного соуса.
Ему вдруг так захотелось попробовать вкус этих сладких, липких губ.
Поняв, что вновь мечтает о запретном плоде, Донован подавил в себе греховные желания и вспомнил, о чем они говорили: он задал вопрос, а она не ответила. Он стал ждать.
Она отделила кусочек цыпленка и обмакнула его в красный соус.
. – Ну ладно. Если вам так необходимо это знать, несколько лет назад я встречалась с одним доктором, точнее, тогда он еще не был доктором, а только учился в мединституте.
– Я догадываюсь, что он был тупицей и снобом, и теперь вы думаете, что все врачи такие, так? А может, вы все еще не можете его забыть и я напомнил вам об этом?
– Ни то, ни другое.
– Что тогда?
Боже, разговаривать с ней – что выжимать воду из камня!
– Мы жили вместе, когда он учился в институте, и я обеспечивала нас обоих. Я много работала, и поступление в полицейскую академию пришлось отложить. Но как только Том защитил диплом, он женился на богатой первокурснице и совершенно переменился. Он купил «мерседес-бенц», стал завсегдатаем оперы. Когда мы жили вместе, он был совсем другим, по крайней мере мне так казалось. Мы часто ходили на хоккейные матчи, и Том любил заглядывать в бары у стадиона, где продавали дешевые напитки. Но самое обидное было то, что, оказывается, он встречался с этой женщиной, когда еще жил со мной. Он мне все время врал, а когда ушел к ней, я осталась совсем одна со всеми долгами, в которые влезла, чтобы прокормить нас. Два года назад я увидела его в книжном магазине, он был с женой, так он всем видом показывал, что между нами огромная разница, что я просто ничтожество по сравнению с ним.
– Так вот в чем дело? Вы считаете, если я живу в пентхаусе и хожу в оперу, значит, я дерьмо?
Это было не так. Он не рос сынком богатых родителей, на самом деле он почти не знал их. Богатое наследство он получил будучи уже совершеннолетним. Боже, он бы отдал все свои деньги и жил как бедняк за возможность изменить свое детство, за возможность вернуть своих родителей.
Он снова ощутил такое знакомое чувство потери, которое затаилось где-то глубоко в его душе, но периодически напоминало о себе. В памяти возникли смутные, отрывочные воспоминания детства: любящая, лучистая улыбка матери, веселый смех отца, кружащего его на своих сильных руках. Если бы он мог вспомнить больше!
Остановив взгляд на Джоселин, он попытался поглубже спрятать свое горе от ее глаз, как научился делать за многие годы.
– Дело не в самом богатстве, – продолжала она. – Тому оно было нужно только из соображений престижа, для того чтобы вырваться в люди, как он говорил, чтобы хорошо устроиться в этой жизни. Он никогда не стремился помогать больным, хотя давал клятву Гиппократа. Люди для него ничего не значили, он всегда жаждал только одного: богатства и положения.
– Ну, с ним все ясно. А я похож на него во всех отношениях, верно? Богатый, преуспевающий доктор, который живет один и на автоответчике которого несколько женских голосов. Вы считаете, что для меня люди тоже ничего не значат? (Она пожала плечами.) – Вы меня совсем не знаете, Джоселин.
Он бы хотел рассказать больше, поведать ей историю своей жизни. Может, когда-нибудь он так и сделает.
– Я ведь извинилась, – ответила она. – С неверными убеждениями, как и с плохими привычками, расстаться очень трудно.
– Пожалуй, и мне следует извиниться. Я заставил вас вспоминать прошлые обиды, и теперь у вас неспокойно на душе.
– Нет, все нормально.
– Мне так не кажется.
Джоселин взяла печенье с предсказанием, завернутое в бумажку, и ткнула им в грудь Донована.
– А я говорю, все хорошо.
– Ну, ладно, ладно. – Он улыбнулся. – Теперь скажите мне, где ваше печенье, а где мое. Я не хочу получить чужое предсказание.
Она взяла второе печенье.
– Вот ваше.
Они развернули бумажки.
– Что у вас написано? – спросил он.
– Здесь сказано, что я сильная, но непростая личность. А у вас?
– Так, сейчас посмотрим. – Он развернул бумажку. – Здесь написано: «Сегодня вечером вам улыбнется удача». Что бы это могло значить, как вы думаете?
Ее лицо вспыхнуло.
– Дайте мне посмотреть. – Она вырвала бумажку у него из рук. – Ах, вы… Ничего такого здесь нет. Здесь написано: «Вы любите все приводить в порядок».
Она встала, чтобы поставить посуду в посудомоечную машину и убрать остатки еды в холодильник. Он наблюдал за ней, понимая, что начинает испытывать к этой женщине новое, незнакомое для него чувство.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Из разговоров с работниками больницы Джоселин узнала, что Донована все считали замечательным кардиохирургом и приятным человеком. Медсестры говорили так, ни на что не намекая, чему Джоселин немало удивлялась, принимая во внимание, сколько раз он пытался приставать к ней за последнее время.
При этой мысли легкая дрожь пробежала по ее позвоночнику.
Она сидела в больничном холле и листала модные журналы, уплывая периодически в размышления о нем, о том, как он смотрел на нее почти все время… Нужно признаться, что ей льстили эти взгляды.
Она носила строгие костюмы, удобные туфли на низком каблуке, обычное хлопчатобумажное белье. Ее волосы до плеч никогда не знали химических завивок и модных причесок. Она не пользовалась духами.
Когда-то она взяла за правило не подавать мужчинам сигналов типа игривых улыбок или стреляния глазками, от которых мужские гормоны пускаются в пляс, и до сих пор была верна этому Итак, она была занудой. Настоящей занудой.
Впрочем, у нее было оправдание. В чем-то она стала такой из-за работы. Охраняя клиентов, приходилось держать дистанцию в отношениях. Она была вежлива, но неболтлива; говорила только о деле и старалась большую часть времени быть незаметной. Если добавить к этому подозрительное отношение ко всем на свете по долгу службы, то станет ясно, что ее нельзя было назвать мисс Душа Компании.
Джоселин отложила журнал, почувствовав внезапное неудовлетворение своим образом жизни.
Сколько себя помнила, она всегда старалась казаться занудой.
Почему? Потому ли, что все детство ее одевали в кружевные платьица, завивали на голове тысячу кудряшек и заставляли красоваться перед соседями и гостями? Потому ли, что ее ласкали и хвалили только тогда, когда она была разодета словно кукла? Ее теперешний образ жизни был своего рода восстанием против такого отношения к человеку, когда ценится только яркая, как подарочная упаковка, внешность, а к самому подарку, то есть душе, богатому внутреннему миру, относятся с полным пренебрежением.
