Мелани Милберн - Итальянская элегия
– А он не должен был… не должен… – Слезы брызнули у нее из глаз, и она сердито смахнула их ладонью.
– Как ты сказала, что сделано, то сделано, и этого уже не исправишь. Нам следует думать о том, что происходит здесь и сейчас.
– То, что происходит здесь и сейчас – это шантаж и подкуп!
– Пусть так. – Лючио равнодушно дернул плечом. – Однако благодаря этому будут исправлены ошибки прошлого.
– Ты рассуждаешь как настоящий феодал! Мы живем в современном мире, Лючио. Люди не живут больше по принципу «око за око».
– Я не успокоюсь до тех пор, пока не почувствую, что ты сполна заплатила за ту боль, которую причинила мне.
Анна сжала кулаки от гнева.
– Ладно. Тогда делай то, что считаешь нужным, и хватит.
Он не шелохнулся. Его лицо превратилось в непроницаемую маску.
– Чего же ты ждешь? – Анна скинула туфли и потянулась к пуговицам блузки. – Разве ты не этого хотел, Лючио? – Она бросила блузку на пол. – Почему бы нам не покончить с этим раз и навсегда, чтобы я перестала без конца мучиться в ожидании того, когда ты, наконец, набросишься на меня.
Она вылезла из джинсов и встала перед ним в одном нижнем белье.
Он так и не пошевелился.
– Что тебя останавливает, Лючио? – отважно выпалила Анна. – Только не говори, будто твой брат более темпераментный, чем…
Лючио бросился к ней так внезапно, что она не успела договорить, и запечатал ей рот поцелуем.
Он хотел взять реванш. Анна понимала, что должна понести наказание за его уязвленную гордость. И все-таки ей очень хотелось, чтобы это был поцелуй любви, а не возмездия. Чтобы им двигала страсть, а не жажда мщения.
Лючио с силой разомкнул сжатые губы Анны, и ее сопротивление было окончательно сломлено. Бороться больше не было сил…
– Это я тебе нужен, – проговорил он. – И это со мной ты будешь снова и снова, до тех пор, пока я не почувствую полное удовлетворение.
Анна вздрогнула. Он замер и взглянул ей в глаза.
– Что случилось, Анна? Ты думаешь о Карло?
– Нет… – Она впилась пальцами ему в плечи.
– Я не перенесу, если ты будешь вспоминать о нем в момент нашей близости, – прорычал Лючио. – Ты должна быть поглощена мной настолько, чтобы ни для кого другого не оставалось места. Я хочу, чтобы ты выкрикивала мое имя. Хочу, чтобы ты умоляла меня о близости.
Анна закусила губу, чтобы не разрыдаться. Гордость не позволяла ей даже сейчас признаться в том, какие чувства он у нее вызывает.
– Не сопротивляйся, – выдохнул он. – Расслабься.
– Нет, я ненавижу тебя.
– Но ты же хочешь.
– Я не хочу…
– Нет, хочешь, cara.
Лючио наконец оторвался от нее, и Анна почувствовала себя пристыженной и униженной.
– Насколько я понимаю, Роза показала тебе твою спальню? – бросил он через плечо, направившись к столику, чтобы налить себе чего-нибудь.
– Да…
– Отлично. – Он повернулся и приветственно поднял стакан. – За наш союз. За многие предстоящие нам дни и ночи.
– Ты изменился, Лючио…
Анна увидела, как заходил его кадык, и прерывисто вздохнула.
– Если я изменился, то в этом ты должна винить только себя, – горько сказал он и поставил стакан на место.
– Я не собиралась причинять тебе боль…
– Да что ты?
– Конечно, не собиралась. Я даже не помню той ночи.
– А тебе и не надо помнить, – презрительно бросил он. – Карло предусмотрительно подтвердил все документально.
Проглотив подступивший к горлу ком, Анна спросила:
– А ты не задумывался над тем, зачем он это сделал?
Лючио помолчал.
– Время от времени я задавался этим вопросом, но на него всегда находился один и тот же ответ – тот ответ, который дал мне Карло. Я никогда бы не поверил тому, что ты сделала, если бы не эти проклятые снимки. Твоя сладострастная улыбка терзала меня все эти четыре долгих года. Я не могу отделаться от картины того, как ты лежишь на постели после удовлетворенной страсти.
Анна почувствовала, как к горлу подступает тошнота.
– Ты хотя бы представляешь, насколько трудно мне теперь общаться с братом? – произнес он.
Она вздохнула: фотоснимки представили всю историю, хотя ее память не сохранила ту ночь. Анна натянула джинсы и накинула блузку.
– Не знаю, что и сказать…
– А ты ничего не говори, – огрызнулся Лючио. – Неужели ты можешь сказать что-то такое, что может стереть прошлое? – Он рубанул воздух рукой. – Ты – искусительница в ангельском обличье. Я поддался этому, и мой брат тоже, но теперь наши отношения будут строиться на моих условиях!
– Пожалуйста, Лючио, – умоляюще сказала Анна. – Я не могу этого вынести…
– Ты вынесешь все, что я буду говорить, – процедил он сквозь зубы. – А теперь убирайся с моих глаз.
– Лючио… Пожалуйста, я…
– Вон отсюда!
Ее словно ударили ножом.
– Я не потерплю твоих оскорблений.
Раздув ноздри, Лючио уставился на ее возмущенное лицо.
– Если я захочу оскорблять тебя, то буду это делать. Разве ты могла нанести мне большее оскорбление, чем…
– Я не помню, чтобы спала с ним! – закричала она. – Я вообще ничего не помню!
Хмыкнув, Лючио достал что-то из ящика небольшого столика и протянул ей. Анна с ужасом посмотрела на конверт.
– Может, ты и забыла о том, что произошло той ночью, но вот это поможет тебе все вспомнить.
Онемевшими пальцами Анна открыла конверт и вытащила первую фотографию.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Едва бросив взгляд на снимок, Анна почувствовала, как кровь отливает от ее лица.
– Ну и как? Память не вернулась? – съязвил Лючио.
Анна пристально вглядывалась в фотографию. Ощущение было такое, что перед ней – ее двойник, а не она сама. Бессмысленная улыбка на лице, руки протянуты к кому-то невидимому…
Следующий снимок был в том же духе. Она лежала в призывной позе, ее волосы в беспорядке разметались по подушке, рот улыбался, взгляд был пустым.
– Меня удивляет, что ты хранишь их. – Анна вернула ему снимки, не удосужившись даже взглянуть на остальные. – Это граничит с самоистязанием.
– Я храню их, чтобы напоминать себе о том, каким дураком я был, доверяя тебе, – процедил Лючио.
– И часто ты на них смотришь?
Он положил конверт обратно в ящик и запер его, убрав ключ в карман.
– Я любуюсь ими каждый раз, когда могу потерять бдительность в компании красивой женщины.
– Ты поэтому не женился?
– Я не испытываю никакого желания связывать себя отношениями подобного рода.
– Ты не хочешь иметь детей?
Он отвел взгляд.
– Дети – это бремя. Я не хочу обременять себя.
Анна не верила своим ушам. Куда делся тот преданный семьянин, который утверждал, что не может дождаться, когда у него будет собственный ребенок?
