Колин Маккалоу - Леди из Миссалонги
Обзор книги Колин Маккалоу - Леди из Миссалонги
Главная героиня, Мисси, под влиянием матери и тети смирилась с перспективой старой девы, однако в городке появляется демоническая личность, за которой тянется шлейф соблазнительнейших слухов…
«Мне всегда хотелось писать о том, о чем не пишет никто» (из интервью «Паблишере Уикли»).
Колин Маккалоу, писательница с мировым именем, родилась в небогатой семье в Веллингтоне, в Австралии, в 1939 году. В юности она мечтала о профессии врача, но средств, чтобы получить высшее медицинское образование, не хватало. Поэтому, закончив специальные курсы в США, она работает в одной из больниц среди младшего медицинского персонала.
Ее карьера как писательницы оказалась успешной с самого начала.
Дебютом стал роман «Тим», затем последовали «Поющие в терновнике», «Неприличная страсть» и другие.
Колин Маккалоу всегда подчеркивала, что не стремится писать «на публику», по ее мнению это означало бы «продавать себя».
Однако все ее книги имели коммерческий успех, и позволили самой построить свою судьбу так, как хотелось ей, не подчиняясь воле обстоятельств.
Глава 1
— Скажи мне, Октавия, почему удача так редко улыбается нам? — спросила миссис Друсилла Райт свою сестру и добавила со вздохом. — Нам нужна новая крыша.
Мисс Октавия Хэрлингфорд уронила руки на колени и, печально покачав головой, тоже вздохнула:
— Ах, дорогая! Ты в этом уверена?
— Денис так говорит.
Их племянник, Денис Хэрлингфорд, был хозяином местной лавки, торгующей скобяным товаром; кроме того, занимался, и весьма успешно, водопроводным делом. Поэтому в таких делах его слово было решающим.
— А во сколько нам обойдется новая крыша? Ее придется менять всю целиком? Может быть, просто заменить самые прохудившиеся листы?
— Денис говорит, что там и одного листа не осталось, который следовало бы сохранить. Так что, боюсь, нам потребуется фунтов пятьдесят.
Сестры угрюмо замолчали, пытаясь придумать какой-нибудь выход из сложного положения — где взять нужную сумму? Они сидели рядышком на софе, набитой конским волосом, видавшей, безусловно, и лучшие дни, но это было так давно, что теперь уже никто и не помнил об этом. Миссис Друсилла Райт была занята вышиванием — она украшала край простыни мережкой, работая с микроскопической точностью и тщательностью, а мисс Октавия Хэрлингфорд вязала, управляясь с крючком с неменьшим искусством, чем ее сестра с иголкой и ниткой.
— Мы можем взять те пятьдесят фунтов, которые отец положил в банк на мое имя, когда я родилась, — подала голос третья обитательница комнаты, пытаясь хоть как-то компенсировать тот неприглядный факт, что не сэкономила ни пенни из тех денег, которые получала от продажи масла и яиц. Она тоже работала — сидела на низенькой табуретке и превращала с помощью челнока клубок серовато-бежевых ниток в кружево; ее пальцы знали свое дело превосходно, так что не требовалось ни смотреть на работу, ни думать о ней.
— Спасибо, не стоит, — отозвалась Друсилла.
На этом и закончился один-единственный разговор в пятницу после обеда за те два часа, что были заняты рукоделием. Вскоре часы в гостиной начали бить четыре. Еще не успели последние удары часов растаять в воздухе, как все три леди с автоматизмом, выработанным долгой привычкой, стали складывать свою работу: Друсилла — вышивание, Октавия — вязание, а Мисси — кружева.
Затем они убрали рукоделие в совершенно одинаковые серые фланелевые мешочки, и каждая спрятала свой мешочек в изрядно потрепанный комод красного дерева, стоявший подле окна.
Каждый день проходил всегда одинаково. В четыре часа занятия рукоделием в крохотной гостиной подходили к концу, давая начало следующему двухчасовому периоду, но уже другого свойства. Друсилла переходила к органу, бывшему ее единственной ценностью и отдохновением, в то время как Октавия и Мисси перебирались в кухню, чтобы приготовить вечернюю трапезу и закончить дела по дому.
Они сгрудились у дверей, словно три курицы, не знающие, чья очередь клевать первой, и теперь было ясно видно, что Друсилла и Октавия — сестры. И та и другая были неимоверно высоки, и у той и у другой были вытянутые, костистые, анемично честные лица; однако Друсилла выглядела крепко сбитой и сильной, в то время как Октавия была сутулой и скрюченной из-за давнишней болезни костей. Мисси тоже можно было назвать высокой, хотя и не в такой мере, как ее мать или тетку. Ее рост был всего пять футов и семь дюймов — на три дюйма меньше, чем у тетки, и на целых пять чем у матери. На этом их сходство с Мисси и заканчивалось, потому что Мисси обладала плоской грудью, а они — полногрудые; и, наконец, черты лица Мисси были столь же мелкими, сколь крупными у матери и тетки.
Кухня представляла собой большое помещение с голыми деревянными стенами, выкрашенными в коричневый цвет. и располагалась позади тускло освещенной центральной комнаты. Убранство кухни полностью соответствовало общей угрюмой атмосфере, царящей в доме.
— Пока ты не ушла на огород за бобами, почисти-ка картошку, Мисси, — сказала Октавия, повязывая лямки необъятного коричневого передника, предохраняющего ее коричневое платье от опасностей, иногда возникающих при стряпне. Пока Мисси чистила три картофелины, каковое количество считалось достаточным, Октавия поворошила угли, тлеющие во чреве железной черной плиты; затем она подбросила дров, повозилась с вьюшкой, чтобы увеличить тягу, и поставила на плиту огромный железный чайник. Проделав все эти операции, она направилась к кладовке достать необходимые припасы для завтрашней утренней каши.
— Ах ты, боже мой! — воскликнула она через мгновение, демонстрируя коричневый бумажный пакет, из углов которого, словно набухшие снежные хлопья, посыпались овсяные зерна.
— Ты только посмотри! Мыши!
— Не волнуйся, сегодня вечером я поставлю мышеловки, — без особого интереса отозвалась Мисси, складывая очищенные картофелины в горшочек с водой и добавив щепотку соли.
— От того, что ты их поставишь, завтрак сам не приготовится. Поэтому иди, спроси разрешения у матери, можно ли тебе сбегать в лавку дядюшки Максвелла за овсом.
— Может быть, обойдется без него на этот раз? — Мисси ненавидела овсяную кашу.
— Это зимой-то? — Октавия уставилась на нее, будто Мисси сошла с ума. — Большая добрая тарелка каши — это очень дешево, моя девочка, и ей наедаешься на целый день. Поторопись, ради бога!
Органная музыка, доносившаяся в кухню из холла, была оглушающей. Друсилла играла на редкость плохо, и при этом все и всегда отзывались об ее игре не иначе как о прекрасной, но чтобы играть настолько бездарно, требовалась постоянная и упорная практика. Поэтому каждый день, кроме субботы и воскресенья, с четырех до шести Друсилла предавалась упражнениям на органе. В этом был все же какой-то смысл: по воскресеньям Друсилла обрушивала всю свою бездарность на прихожан англиканской церкви городка Байрона, состоявших преимущественно из Хэрлингфордов. К счастью, ни один из Хэрлингфордов не обладал музыкальным слухом, поэтому все Хэрлингфорды были уверены, что во время службы получают музыкальное обслуживание по высшему классу.
