Карен Брукс - Незваный гость
Обзор книги Карен Брукс - Незваный гость
Карен Брукс
Незваный гость
1
Утробно ревел пылесос, но до Трейси этот звук доходил как отдаленное жужжание, на фоне которого через наушники в нее вливался голос Брюса Спрингстина. Подпевая ему, она водила щеткой по ковру с длинным ворсом, отодвигая с пути потрепанную мебель.
Обитый ситцем мягкий стул скользнул вправо. Обшарпанный кофейный столик прижался к софе. Лампа, стоявшая на боковом столе, опасно наклонилась, но потом восстановила равновесие, как только пылесос втянул в себя пыль, крошки кекса и разноцветные кусочки мела под столиком. Некая золотая вещица блеснула за долю секунды до своего исчезновения в прожорливой пасти пылесоса.
— Черт побери! — Она выключила пылесос, сорвала с себя наушники и стукнула ногой противную машину. Трейси вскрикнула от боли, когда пальцы ее босой ноги врезались в неподатливый металл.
— Дональд Дэвид Магир!
В поле ее зрения появился ковыляющий, сосущий большой палец двухлетний малыш с огромными синими глазами, кудрявыми каштановыми волосами и ангельским личиком.
— Ма?? Печенье?
Трейси наградила его хмурым взглядом:
— Никакого печенья не получишь, молодой человек. Ты что, играл здесь с моим браслетом?
При звуке резкого голоса синие глаза наполнились слезами. Розовая нижняя губа задрожала. Трейси испытала отвращение к самой себе. Если ребенок, едва достигший двухлетия, уронил ценный браслет там, где его мог проглотить пылесос, разве же можно винить его за это? Очевидно, она оставила сверкающий золотой браслет-амулет в таком месте, где он мог ввести его в соблазн. Только бог знает, сколько раз он припрятывал ее ключи в разных укромных уголках дома. Браслет наверняка показался ему еще более соблазнительным.
— Ну прости, детка, — покаянно пропела она, обняла его и пощекотала, пока хихиканье не пришло на смену слезам. — Мамуля достанет его.
— Печенье? — с надеждой повторил он, почувствовав, что гроза миновала, и мать осознала свою вину.
Она хохотнула:
— О’кей, маленький хитрец, ты получишь печенье.
Она отнесла его на кухню, усадила на стул, дала шоколадное печенье и строго потребовала, чтобы он не сходил с места, пока не съест его.
— Никаких крошек в гостиной. Во всяком случае, пока я не уберу старые. О’кей?
— Кей, — торжественно согласился он, глядя на нее глазами, похожими на мерцающие заводи невинности, округлив свои розовые губки в маленькую дугу, чуточку изломанную в уголках. Когда он смотрел на нее таким образом — обманчиво нежно, ровно, мягко, так честно, словно был Авраамом Линкольном и Джорджем Вашингтоном в одном лице, — то становился вылитым отцом. Его слово тоже гроша ломаного не стоило.
Трейси вернулась в крошечную гостиную, с отвращением посмотрела на пылесос и развернула утреннюю газету, которую не успела еще посмотреть, потом вынула пылесборник.
— О, мой бог! — пробормотала она, погружая руку в противную грязь и пытаясь нащупать браслет. Она доставала обрезки бумаги, заколки для волос, целые горсти пыли. Со стоном она снова погрузила туда руку, и ее пальцы коснулись наконец чего-то холодного, металлического.
— А вот и он! — торжествующе воскликнула Трейси, дернула за браслет и засыпала мусором только что вычищенный ковер. Браслет был весь в грязи.
Не обращая внимания на раскиданный мусор, она села и стала рассматривать маленькие кусочки золота, напоминавшие о значительных событиях в ее жизни. Крошечный мегафон — это когда она была в группе поддержки любимой команды, миниатюрная «Статуя Свободы», появившаяся после ее поездки в Нью-Йорк, когда она уже училась в старших классах, четырехлистный клевер, подаренный Дугом, когда ей было семнадцать, и они официально стали женихом и невестой, сердечко, подаренное им же, когда они поженились, крошечная рождественская елочка с игрушками, которую он добавил к остальным брелокам во время их первого отпуска, и, наконец, золотой кружочек с выгравированной на нем датой рождения Дональда Дэвида, который ее родители принесли ей в роддом.
Вздохнув, Трейси надела браслет на руку. Он мог показаться неуместным в сочетании с коротко обрезанными, вылинявшими джинсами и пурпурной маечкой с короткими рукавами, севшей на два размера после последней стирки, но так, по крайней мере, она будет знать, где браслет, пока не закончит уборку. А потом она отнесет его наверх и положит в шкатулку с драгоценностями, вместе со свадебным кольцом и обручальным кольцом с крошечным бриллиантом — она почувствовала себя принцессой в ту лунную ночь, когда Дуг вручил ей этот подарок.
Она уже собралась было подобрать мусор с ковра, когда позвонили в дверь. Обтерев руки о джинсы, заправив маечку, проведя щеткой по коротким курчавым каштановым волосам и оставив при этом пятно грязи на носу, Трейси открыла дверь.
Ее янтарного цвета глаза, обрамленные густыми ресницами, расширились от шока при виде неожиданного гостя. Сердце, казалось, перестало биться. Рот открылся и закрылся, потом снова открылся. Слова, наконец, нашли выход.
— Только не это! — пробормотала она, не веря своим глазам. Собравшись с мыслями и постаравшись выразить гнев каждой клеточкой своего тела, она задрала вверх подбородок и бросила:
— Какого дьявола тебе здесь нужно?
Синие глаза сверкнули, а чувственные губы сложились в ослепительную улыбку. Это была улыбка Дональда, но за ней крылась вполне зрелая, мужественная сила.
— Разве так встречают мужа? — произнес Дуг Магир с типичной для жителя Теннеси медлительностью, успокаивающей как виски и вдвойне пьянящей, если, конечно, слушающий поддавался на соблазнительные, ласкающие интонации.
— Бывшего мужа, — гневно огрызнулась она. — И это самое подходящее приветствие для того, кого я не видела более двух лет.
— Два года, семь месяцев и тринадцать дней, — поправил он.
Трейси свирепо посмотрела на него. Нет, ему не откажешь в точности, и все же его расчеты никуда не годились. Если уход Дуга был отвратительным — она была на втором месяце беременности, о которой узнала лишь после его исчезновения, — то возвращение было еще менее приятным. Она научилась жить, не думая о нем каждую секунду, вполне обходясь без него. Она даже почти забыла, как его лживые синие глаза могли сверкать смешинкой и ослеплять огненными вспышками.
— Я скучал по тебе, — произнес он нежным голосом, который должен был бы успокаивать, как подогретый мед. Но его слова не сняли боль, непрерывно терзавшую ее два с лишним года.
— Скажешь тоже!
— Трейси, не будь жестокой.
— По отношению к верному сердцу? — с сарказмом отпарировала она. — Знаем мы эти песни. Напрасно тратишь время.
