Киран Крамер - Желанная награда
Обзор книги Киран Крамер - Желанная награда
Киран Крамер
Желанная награда
Пролог
1808 год
Тринадцатилетнюю леди Мэри Фэрбенкс — Молли, — дочь вдового графа Саттона, постоянно переполняли эмоции, чем бы она ни занималась: чистила зубы, разбивала яйцо за завтраком или каталась на своей любимой лошади. Она была уверена, что, никто не испытывает таких глубоких переживаний, как она, — по любому поводу. Вот почему ей было просто необходимо излить свои чувства перед всей компанией, собравшейся на рождественском балу у герцога Маллона.
Если она этого не сделает, то умрет.
По крайней мере, ее сердце разорвется.
Традиция уходила на сотню лет в прошлое. Молли была не первым ребенком, удостоившимся чести выступить перед взрослыми с басней или стихотворением, прежде чем те проследуют в бальный зал. Но она была первой, кто собирался прочитать им собственное стихотворение, посвященное ее глубокой и страстной любви к Родерику, старшему сыну герцога.
В стихах она назвала его Робертом. Эта маленькая хитрость потребовалась, чтобы он, как опасалась Молли, не разорвал помолвку с ее сестрой Пенелопой прямо на балу, что было бы неприлично.
Ему следовало подождать, пока бал закончится. Молли надеялась, что она не заснет к тому моменту — на тот случай, если Родерик не устоит перед желанием прискакать среди ночи в соседнее поместье к ее отцу, чтобы сделать ей предложение.
Пенелопа в любом случае не расстроится. Молли видела, как она целовалась с его младшим братом в беседке. Все это описывалось в стихотворении. Ведь влюбленная женщина должна говорить правду, не так ли?
Хотя, конечно, в стихотворении Пенелопа превратилась в Персефону, а Гарри в Барри. Никто не должен знать об их вероломстве.
Кроме Молли. Выслушав ее великолепное стихотворение, Родерик догадается, что они созданы друг для друга. Не сейчас, конечно, а когда она немного подрастет и пройдет четырехлетний курс в Академии для юных особ благородного происхождения мисс Монро в Лондоне, где девочки пьют по утрам шоколад и покупают новые шляпки, когда у них возникает такое желание.
Молли не могла дождаться, когда она поедет в Лондон!
Публика разразилась аплодисментами малышу, загадавшему глупую загадку. Пора! Молли вытерла ладони о новое белое муслиновое платье с зеленым поясом и оборкой по подолу и устремила взгляд на публику, представив себе собравшихся в нижнем белье, чтобы избавиться от нервозности.
Затем набрала полную грудь воздуха и начала читать свое стихотворение, уверенная, что это навсегда изменит ее жизнь, причем к лучшему:
Роберт, Роберт, где ты, Роберт?
Пока Персефона в беседке
Целуется с юным Барри,
Ты сжимаешь в ладони кольцо,
Которое наденешь ей на палец.
Персефона, Персефона, почему ты ранишь Роберта так больно?
Ведь Барри всего лишь Луна,
А Роберт — Солнце.
Неужели ты не видишь, что Роберт — это все,
А Барри — ничто?
Барри, Барри, почему ты не ищешь свою любимую?
Моя сестра не твоя.
Она увлечена другим мужчиной.
Но если ты отобьешь ее у брата,
Возможно, я выйду за него замуж.
Все.
Молли сложила листок со стихами и, подняв глаза, обнаружила, что в бальном зале воцарилась гробовая тишина. Она знала, что написала отличное стихотворение, но чтобы настолько?
Бросив взгляд на Родерика, она увидела, что у него отвисла челюсть. У Пенелопы тоже. И у Гарри.
Собственно, все смотрели на нее с разинутыми ртами.
Горло Молли перехватило от счастья. Любовь придала ее стихам… крылья.
Она скромно потупилась в ожидании похвалы. Однако все молчали. Аплодисментов тоже не было.
Губы Родерика сжались в узкую линию.
— Ах ты, гнусный ублюдок, — процедил он.
Гарри попятился:
— Родерик…
Пенелопа повернулась к Молли.
— Как ты могла? — сдавленно произнесла она, залившись краской.
Родерик вскочил на стол.
— Я убью тебя! — прорычал он, дико вращая глазами, а затем бросился на Гарри с кулаками.
Гарри ответил ему ударом в челюсть.
Женщины дружно вскрикнули. Герцогиня упала в обморок. Лакей подхватил ее и понес к выходу. Герцогиня подняла голову.
— Мальчики, — произнесла она слабым голосом. — Только без драк. Тем более в канун Рождества.
Молли схватилась за горло. Что происходит? Почему…
— Родерик! Гарри! — рявкнул герцог. — Сейчас же прекратите!
Но те и не подумали остановиться. Комната наполнилась криками и звоном бьющегося стекла. Взрослые и дети устремились к месту схватки.
— Родерик! — вскричала Молли. — Любимый!
Протиснувшись сквозь толпу, она увидела, что Гарри лежит на полу, окруженный осколками стекла и фарфора. Родерик, хоть и держался на ногах, выглядел не лучше. Оба тяжело дышали.
Лорд Саттон поднялся со своего места:
— Леди Мэри!
Леди Мэри! Когда отец обращался к ней так официально, Молли знала, что ее ждет взбучка.
Он указал на дверь, ведущую в главный холл:
— Отправляйся в свою комнату!
— Но это не наш дом! — воскликнула она.
Лорд Саттон побелел:
— Не важно. Отправляйся куда угодно. В любую комнату, кроме этой!
Глаза Молли наполнились слезами. Сморгнув их, она попятилась к выходу.
Но тут Гарри вскочил на ноги и, схватив Родерика за плечи, притиснул его к стене. Молли даже не заметила, как ноги понесли ее вперед, через всю комнату. Прыгнув Гарри на спину, она обхватила его талию ногами и вцепилась в его волосы, заставив запрокинуть голову.
— Оставь его в покое! — крикнула она.
Гарри резко дернулся, стряхнув с себя Молли. Она упала, больно стукнувшись о пол, но ей было некогда лелеять свои раны.
Родерик со всей силы врезал Гарри по носу. Послышался хруст, и во все стороны брызнула кровь. Гарри согнулся, схватившись за нос.
— Я никогда… — выдохнул он, подняв глаза на Родерика. — Я никогда не собирался причинить тебе вред.
Воцарилось молчание.
— О не-е-ет, — простонала Пенелопа, заламывая руки. — Родерик, перестань, пожалуйста. — По ее щекам ручьем катились слезы. — Я люблю тебя.
— Правда? — сердито буркнул Родерик.
Пенелопа кивнула.
— Да, — отозвалась она дрожащим голосом. — Очень сильно.
Кулаки Родерика разжались. Одарив брата взглядом, полным отвращения и жалости, он направился к Пенелопе, даже не взглянув на Молли. Пенелопа крепко обхватила его руками. Его объятия были более сдержанными, но Молли видела, как вспыхнули глаза сестры, довольной, что ее простили.
Сердце Молли упало, Пенелопе всегда все прощалось.
