Ольга Клюкина - Сапфо, или Песни Розового берега
Было похоже, словно на небе загорались звезды — и близкие, и далекие, которые также медленно гасли.
Но потом вдалеке, за первым рядом, Сапфо стала различать лица тех, кого уже не было на этой земле, и слабым, сумрачным светом над горизонтом засиял монетный профиль мужа Керикла, а потом — Анактории, маленькой Тимады, Фаона…
«Значит, Анактория тоже там, с ними, — догадалась Сапфо. — И Фаон — ведь он совсем не умел плавать».
Нет, когда-то Сапфо не поверила купцу, который принес известие о гибели корабля, на котором Анактория должна была приплыть к берегам Лесбоса.
Не поверила, хотя купец так и сыпал какими-то именами и вслух подсчитывал потери своих барышей, так как на этом судне кто-то должен был доставить ему с Сицилии партию сукна.
И только сейчас Сапфо поняла, что купец действительно говорил правду, и она больше никогда в жизни не дождется, и не увидит своей Анактории, впрочем, так же, как и Фаона.
Никогда не дождется.
Но какой смысл ждать? Ведь для того, чтобы с ними встретиться, достаточно сделать всего один шаг с обрыва, и тоже превратиться в кипящую волну.
«И тогда мы навсегда с Анакторией и с Фаоном будем вместе, слитно! — подумала Сапфо и почувствовала себя по-настоящему счастливой, словно наконец-то нашла решение очень трудной, запутанной задачи.
Сапфо посмотрела вниз — море сегодня было бурное, тревожное, и то там, то здесь появлялись в волнах барашки пены.
В какой-то момент Сапфо вдруг показалось, что это вовсе не пена, а просто из воды призывно выглядывают то седая голова Анактории, то светлые, рассыпчатые кудри Фаона, и они машут ей из пучины руками, молчаливо зовут к себе.
И еще морские волны показались сейчас Сапфо великим множеством свитков — такого количества невозможно было собрать вместе ни у себя дома, ни даже в большой библиотеке.
Эти серые папирусные свитки словно то разворачивались, то снова сворачивались на глазах у изумленной Сапфо, и на каждом из папирусов были записаны чьи-то истории жизни и смерти, изложенные в стихах или обыкновенными строчками.
Правда, записи отсюда, с вершины Белой Скалы, казались слишком мелкими, неразборчивыми, и их невозможно было прочесть — они сворачивались слишком быстро…
«Ничего, сейчас прочитаю, — спокойно подумала Сапфо и покрепче зажмурила глаза, еще отчетливее услышав рокот волн. — Все, что мне было положено, я все равно уже написала, ведь не зря же боги заставили меня теперь навсегда умолкнуть…»
И вдруг Сапфо начала различать в шелесте морских волн особый ритм, который помимо ее воли стал складываться в слова.
Такое ощущение, словно кто-то снова принялся ей прямо в ухо тихо нашептывать новую песню — на редкость грустную и прекрасную.
Первую за то долгое время, которое прошло со дня встречи с Фаоном.
Сапфо открыла глаза и чутко прислушалась к новому мотиву.
А потом быстро повернулась и пошла вниз по усыпанной большими белыми камнями дорожке, которая спускалась к подножию скалы.
Сапфо знала: для того чтобы ее новая песня сложилась, нужно непременно шагать — ходить по земле.
…Так и я тебя умоляю: дай мне
Вновь, как бывало,
Чистое и святое дело
С девственницами Митилен продолжить,
Песням их учить и красивым пляскам
В дни твоих празднеств.
Если помогли вы царям Атридам
Корабли поднять, — заступись, богиня,
Дай отплыть и мне. О, услышь моленье
Жаркое Сапфо![43]
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Достоверных сведений о жизни Сапфо сохранилось совсем немного: известно, что она родилась на острове Лесбос в аристократической семье в VI веке до нашей эры, затем в связи с начавшимися политическими волнениями была вынуждена на какое-то время удалиться в Сиракузы (Сицилия), а вернувшись на родину, собрала вокруг себя кружок из девушек, которые вместе обучались музыке, стихосложению, танцам, и образовала так называемую «школу Сапфо».
Все эти события в той или иной степени нашли отражение в романе, где также сохранены подлинные имена родителей, мужа, дочери и брата Сапфо, хотя их взаимоотношения, разумеется, даны в вольной авторской интерпретации.
Остальные сведения о великой поэтессе античности — лишь легенды: легенда о тщетном сватовстве поэта Алкея, о любви Сапфо к юноше Фаону, из-за которой она якобы покончила с собой, бросившись со скалы, легенда, что в свое время возлюбленными Сапфо были поэты Архилох и Гиппонакс, не говоря уже о многочисленных адресатках ее стихотворений.
Кстати, в одной из легенд Фаон называется перевозчиком на пароме, который некогда плавал от острова Лесбос к материку: однажды Фаон не взял из жалости платы с убогой старушки, оказавшейся переодетой Афродитой, и с тех пор юноша якобы внушал любовь без исключения всем женщинам, которые его только видели, в том числе и Сапфо, — но эта легенда слишком уж просто, сказочно трактует чувство Сапфо к Фаону, и поэтому в предлагаемом романе используется лишь вскользь (мечта Фаона стать паромщиком).
Зато другая история, оттеняющая мотив неодолимой, «неправильной» любви Сапфо к Фаону (скандальная связь ее брата с гетерой, и, по-видимому, чернокожей), наоборот, относится к числу подлинных и нашла отражение в сохранившихся стихах Сапфо, посвященных Хараксу. Однако все это считалось древними легендами уже в период классической античности, потому что время Сапфо — это совсем ранние времена: она жила задолго до Сократа и расцвета философии, и даже до возникновения театра, который как полноценный вид искусства появился лишь столетие спустя, за что невольно цепляется воображение современного читателя, обратившегося к античным временам.
В романе нашло место переплетение чисто сказочных сюжетных линий (отец, много лет спустя находящий своего ребенка, разрыв — непременно накануне свадьбы, возвращение богатства, с которым было не жаль расстаться, и утрата той части, которую скупец изо всех сил пытается сохранить, и т. д.), но одновременно есть попытка на сказочном материале поговорить на темы психологии творчества и любви и показать, насколько они современны во все времена, начиная с дней жизни Сапфо.
Основной биографический материал о Сапфо сохранился в ее стихах, точнее — в тех отрывках, которые чудом дошли до нашего времени.
В древности было известно, по крайней мере, восемь книг Сапфо, как и то, что первая из них включала в себя одну тысячу триста двадцать стихотворений — немыслимый объем для современного поэта!
К сожалению, из этого наследия в цельном виде сохранились лишь 3–5 стихотворений, а остальное — всего лишь «осколки».
