Виктория Холт - Неуемный волокита
— А что ты сказал, когда эта тварь смеялась над моим несчастьем? — пронзительно кричала она. — Наверняка смеялся вместе с ней. Не лги. Есть свидетели.
— Я не смеялся, — ответил Генрих. — И не желаю, чтобы твои свидетели следили за мной.
— Зачем им это, и так ясно, что происходит у вас с этой шлюхой.
— Я не желаю слышать от тебя подобных слов.
В ответ Мария плотно сжала губы и вызывающе вышла из комнаты. После этого не разговаривала с королем две недели.
Упреки Марии и притворная набожность Генриетты стали невыносимы Генриху. Друзья заметили это и решили, что пришло время положить конец власти любовницы над королем. Поэтому обратили его внимание на одну из прелестнейших женщин при дворе, и Генрих согласился, что редко встречал подобных красавиц.
Эту двадцатичетырехлетнюю женщину, светловолосую, белокожую, звали Жаклин де Бюэль. Генрих, уставший от жены и любовницы, сказал друзьям о своем интересе к Жаклин. Те охотно взялись за необходимые приготовления.
Узнав, что ею интересуется король, она широко раскрыла свои прекрасные глаза и заметила, что, по ее мнению, в таких случаях порядочной женщине сперва находят довольно знатного мужа. Условия, естественно, признали разумными, дали ей в мужья графа де Сези, а заодно пятьдесят тысяч экю, поместье, титул и содержание в пятьсот экю в месяц. На таких условиях Жаклин согласилась уступить.
Жаклин была поистине красавицей, и Генрих понял, что придворные правы, говоря, что такой не найти во всей стране. Она вскоре забеременела и стала требовать королевского содержания для своего будущего ребенка. Генрих всегда прислушивался к подобным домогательствам, потому что стремился заботиться о своих детях не меньше, чем их матери; но Жаклин стал находить скучноватой. Разговоры у нее были глупыми, она не могла уловить соль шутки, и он решил, что это просто красивая куколка.
Сравнивая ее с Генриеттой, Генрих понял, что тоскует по общению с ней; ему не хватало ее острот, пусть и обидных, почти всегда направленных против придворных. Не хватало пылкой, страстной, непредсказуемой женщины. Короче говоря, Генриетты.
Она встретила его холодно, упрекнула в неверности, сказала, что и сама не сочла нужным хранить верность ему, что непременно выйдет замуж за Гиза или Жуанвиля, оба домогаются этого, и она не знает, желает ли быть с королем.
Генрих нашел ее неотразимой. Попросил прощения; он хочет восстановить прежние отношения. Жаклин ему наскучила. Если Генриетта примет его, он будет счастливейшим человеком на свете.
Генриетта милостиво согласилась, но ей было тревожно; она понимала, что Жаклин не просто случайное явление; женщина эта, хоть была скучна, явилась предупреждением и ее скорой отставки.
ВОЗВРАЩЕНИЕ МАРГО
С возвращением Марго, которую так давно не видела столица, Париж оживился еще больше. Она приехала с большой пышностью; согласием на развод она восстановила добрые отношения с Генрихом и не видела причин жить вдали от родного, любимого города.
Когда появились носилки Марго, люди хлынули на улицы. Многие знали ее еще принцессой Маргаритой; часто вспоминали, что она бывала в центре внимания во время государственных торжеств; говорили о ее роковой свадьбе и последовавших за ней событиях; повторяли удивительные и неизменно забавные истории о ее похождениях.
И вот Марго возвратилась. Ее несли по улицам в носилках, чрезмерно располневшую от излишеств, в светлом парике, не хуже тех, что она носила в юности. В свите ее шли блондины-лакеи, она держала их ради волос, из которых делали ей парики, а также — мужской силы, не давая пропадать ей втуне. Ей шел пятьдесят третий год. Брат изгнал ее из Парижа двадцать два года назад.
Приветствовать Марго Генрих поручил Шамваллону, ее прежнему любовнику. Марго сочла это очаровательным жестом. В знак дружбы король отправил с Шамваллоном и герцога Вандомского, своего сына от Габриэль.
Марго сохранила прежнее обаяние. Она обняла Вандома, сказала, что его манеры выдают королевское происхождение, что ей не терпится познакомиться со всеми его братьями и сестрами. Она привезла подарки для всех и хотела, чтобы все знали, как радостно ей возвращение в ее любимый Париж.
Марии очень не хотелось встречаться со своей предшественницей, и она пилила Генриха, что позволил ей вернуться.
— Для меня это оскорбительно. Ты в разводе с ней. Сам знаешь, она всегда устраивала неприятности, устроит и теперь. Люди заговорят, что она твоя настоящая супруга — может, Марго и сама намерена об этом заявить.
— Ты должна принять ее, — сказал Генрих. — И помни о ее достоинстве.
— Может, преклонить колени перед ней? Я королева.
— Марго была королевой — Наваррской и Французской. К тому же она дочь короля, и раз не забывает об этом, помни и ты.
Мария встретила свою предшественницу угрюмо. Жизнерадостность Марго привлекла всех; хоть она чудовищно растолстела и не блистала уже красотой, любовь к жизни у нее была все так же сильна и очевидна. Ей очень хотелось познакомиться с детьми Генриха, она начинала горько сожалеть, что живет не в окружении семьи, что дети ее отданы приемным родителям: их появление на свет было слишком скандальным. Хорошо Генриху, он мог собрать всех детей вместе — и законных, и нет! Марго завидовала ему и считала, что, как бывшая его жена, имеет право на близость с ними.
При знакомстве с королевой она держалась в высшей степени любезно, и все заметили, что Мария Медичи рядом с ней выглядела неотесанной, лишенной непринужденной королевской учтивости.
Заметив угрюмость Марии, Марго заявила о желании отправиться к детям.
Генрих тут же предложил ей пожить в Сен-Жермене вместе с детьми, и Марго приняла это приглашение с большой радостью. Дети сразу же были очарованы ею, и Мария через несколько дней нехотя призналась, что не нашла в Марго ничего неприятного.
Желание Марго исполнилось; она обрела место в королевской семье Франции. Стала любимой тетей всех детей и часто рассказывала им истории — не всегда правдивые — о своем поразительном прошлом, в которых неизменно выглядела благородной и зачастую обижаемой героиней.
Вскоре Марго, чтобы находиться поближе к королевской семье, приобрела в Париже особняк де Санс и зажила там в роскоши. Генрих обратил внимание бывшей супруги на то, что при нем королевский двор не блещет таким великолепием, как при ее отце и братьях.
— Дорогая моя, — сказал он, — мне лестно сознавать, что чем меньше блеска при дворе, тем больше уюта в самых бедных домах моей столицы.
— Милый мой Генрих, — рассмеялась Марго, — ты великий король. Люди в Париже и по всей стране утверждают, что во Франции такого благоденствия еще не бывало. «Зачастую он выглядит как простолюдин, — говорят они, — а те, кто правил до него, ходили в драгоценных камнях, но ни один из них не мог накормить ужином всех парижан. Генрих Четвертый предпочитает, чтобы его подданные имели ужин. Vive Henri Quatre!»
