Шелли Такер - Объятия незнакомца
Невольная улыбка тронула ее губы.
– Вряд ли последствия детских проделок могут служить подтверждением научных теорий.
– Как знать... Нужно, проверить.
Она помолчала, а потом, вздохнув, ответила:
– Хорошо. Только сначала закончим опыты с фосфором.
Макс улыбнулся. Им неплохо работалось вместе. Даже она не смогла бы отрицать этого.
Распределив по ящикам сегодняшнюю порцию удобрения, она опустилась на табурет и, уперевшись подбородком о стол, застыла в ожидании.
– Мне все-таки непонятно, почему вы думаете, что военные оставят меня в покое. Предположим, мы обнаружим и нейтрализуем неустойчивый элемент и добьемся того, чтобы соединение стало настоящим удобрением... Но они-то ждут от меня не удобрения, а...
– В том-то и фокус. Нужно, чтобы они подумали, что получили взрывчатку.
Она наморщила лоб.
– Но если мы усовершенствуем удобрение, то в качестве взрывчатки оно уже не сработает.
– Не сработает. И тот взрыв войдет в историю как необъяснимая удача, сопутствовавшая французскому флоту... а про вас, мадемуазель, скажут, что вы ни черта не смыслите в оружии.
Некоторое время она молчала, переваривая его слова, а потом сказала:
– У ваших министров, так же как и у французских, есть много своих ученых. Что если они попытаются модифицировать его? Ведь они могут найти способ превратить его снова в оружие уничтожения.
– Вот об этом-то нам и нужно позаботиться. Мы должны изменить его безвозвратно, добиться полной его безопасности.
Они замолчали размышляя.
Прошло несколько минут. Он встал, потянулся и начал расхаживать по комнате. Она продолжала сидеть. Потом придвинула чернильницу и взяла перо.
Подрагивая и скрипя, ее перо быстро побежало по листу, оставляя за собой неровные, нервные ряды знаков. Она писала, не замечая ничего вокруг.
Он подумал о том, что никогда прежде не замечал, чтобы ее черты были так выразительны, чтобы это удивительное, необъяснимое сочетание хрупкости и силы в них делало ее столь прекрасной, как в этот момент, когда она с такой страстью отдавала себя работе.
Разумеется, за исключением тех моментов, когда...
Он тут же одернул себя. Запретил себе вспоминать. Запретил желать ее. Ни к чему лишний раз терзать себя.
Пройдя к окну, он сел на диван, взял какой-то научный журнал и бесцельно полистал. Он чувствовал, что решение где-то рядом, но оно ускользало.
Отбросив журнал, он принялся снова глядеть на Мари.
– Почему вы стали заниматься наукой?
Она подняла голову. Он уже пожалел, что задал-таки вопрос, который долго мучил его, уверенный в том, что ему сейчас снова напомнят о не подлежащих обсуждению темах.
Но к немалому его удивлению, она ответила:
– Мой дед был химиком, довольно известным в свое время. Он состоял членом Академии наук. Он растил нас, когда умерла моя мать.
– Сколько вам было лет? – спросил он осторожно.
– Пять, – тихо ответила она. – Она умерла почти сразу после... – Ее голос дрогнул. – После рождения моей сестры.
Она замолчала и посмотрела на свои колени, где ее рука поглаживала полосатый бело-голубой шелк, из которого было сшито ее платье. Но вскоре она продолжила, словно не могла остановить поток воспоминаний:
– Моя мать, обладая весьма приятной наружностью, была особой своевольной и романтической – к сожалению. А отец... – с запинкой выговорила она. – Моим отцом был молодой, блестящий лейтенант из Версаля. Он соблазнил ее, а потом бросил с ребенком. Вернее, с двумя детьми. Мы с Арманом близнецы. Короче говоря, мы – незаконнорожденные.
Макс почувствовал холодок дрожи. Боже! Так вот почему она так гневается на него! В своем случае она усматривает кошмарное повторение судьбы матери.
– Но ты не похожа на свою мать, Мари, – робко заметил он. – А я не такой, каким был твой отец.
Ее пальцы сжимали ткань платья. До нее вряд ли дошел смысл его слов; казалось, она даже не слышала их.
– Мы родились и выросли в деревне, в имении деда, поскольку мать после случившегося с ней позора уже не могла появляться в обществе. Но она не переставала мечтать. Прошло несколько лет, и она имела несчастье влюбиться снова. На этот раз ее избранником был молодой красивый дворянин. Но ему нужна была не она, а ее деньги. Он склонял деда финансировать экспедиции в Полинезию. Он не только бросил мою мать с ребенком, он разорил нас. – Мари судорожно глотнула воздуха. – Мать умерла вскоре после рождения Вероники. Врач сказал, что причина смерти в послеродовых осложнениях, но мне кажется, она умерла... от несбывшейся любви. – Голос ее стал таким тихим, что Макс едва расслышал ее последние слова. – От несбывшихся надежд.
Макс закрыл глаза. Боль и вина терзали его. Что же наделал он! Какие страшные страдания причинил! Только сейчас он понял всю глубину ее мук.
Как последний идиот он убеждал ее, что она носит его ребенка.
Внезапная догадка осенила его. Он открыл глаза. Вот почему она держится так отчужденно. Вовсе не потому, что равнодушна к нему, а потому, что боится.
Боится положиться на него, решив во что бы то ни стало выжить, помня об участи, которую постигла ее мать.
А еще, возможно, она боится своих чувств к нему.
Надежда озарила его душу.
Если бы только он смог заставить ее увидеть истину, от которой она отворачивается.
– Значит, вас воспитывал дед? Она смахнула со щеки слезу.
– Да. Брат с сестрой не переставали мечтать о роскоши и блеске парижской жизни, а мне было хорошо в деревне. Окружающие видели во мне чудачку, но дед понимал меня. Мы с ним были очень похожи. – Она печально улыбнулась. – Только он не видел ничего странного в моем увлечении химией.
– Просвещенным человеком был ваш дед. Жаль, что я не знал его. Мы могли бы подружиться.
Она посмотрела на него с удивлением:
– Значит, вы тоже не считаете, что наука это не женское дело?
– Вы умны, талантливы. Какое значение имеет то, что вы – женщина?
– Вы говорите это искренне? – недоверчиво спросила она.
– Видите ли, Мари, меня вырастила мать. А она человек сильный и независимый. Она увлекается историей не меньше, чем вы – химией. Когда-то она даже читала лекции в университете, хотя многие и осуждали ее.
Мари была изумлена.
– Я даже не подозревала, что герцогиня так образованна.
– Да, она образованна, и кроме того она вырастила сыновей, которые умеют оценить образованную женщину Далеко не все мужчины хамы, Мари, – осторожно добавил он.
Она напряглась:
– Но и не все женщины так беспечно-мечтательны, как моя мать.
Она взяла перо, собираясь продолжить работу, но вдруг застыла, глядя перед собой.
– Вероника была мечтательницей, – прошептала она. – Она верила, что ее мечты осуществятся. Помню, как-то раз она притащила все зеркала, что были в доме, вниз, выстроила их по обе стороны холла и два часа репетировала свой блистательный выход в Зеркальную галерею Версаля – Мари улыбнулась. – У нее отлично получалось это.
