Валери Кинг - Маскарад повесы
Эшвелл поспешно высунулся из окна и велел груму что есть мочи гнать на мельницу.
На ухабистой дороге, которую скаредный граф никогда не ремонтировал, экипаж подбрасывало так, что Кэт боялась набить синяки. Наконец впереди показалась мельница, вокруг которой собралась масса людей, и грум был вынужден остановить карету. Одна из пяти нагруженных зерном повозок пылала, распространяя удушливый дым. Руперт достал из тайника в передней стенке кареты пистолет, кожаный мешочек с пулями, пакет с порохом и без колебаний вручил все это Эшвеллу. Его собственный пистолет нелепо оттопыривал сиреневый сюртук.
— Умоляю, постарайтесь никого не ранить! — попросила Кэт, глядя в серьезные голубые глаза Эшвелла. — Я так боюсь, что…
— Обещаю, что никому не причиню вреда, — проговорил он, накрывая ее руку своей. — Я буду стрелять только в крайнем случае — да и то в воздух.
Кэт подумала о Томасе, его матери, обо всех бунтовщиках, многих из которых она знала с тех самых пор, как начала сама садиться на лошадь и объезжать окрестности. Как хрупко их существование, как они ранимы и беззащитны… Лорд Саппертон должен понести наказание за то, что сделал жизнь своих батраков невыносимой!
Окружавшая повозки толпа потрясала кулаками и яростно кричала — ее гнев был направлен на графских слуг, привязанных к мешкам на второй повозке. Двое несчастных умоляли о пощаде, а третий в прострации уставился прямо перед собой.
— Их хотят сжечь живьем вместе с повозкой! — прошептал ошеломленный Эшвелл.
Одним быстрым движением он распахнул дверцу кареты и спрыгнул на землю Потрясенная, Кэт разглядывала лица троих обреченных мужчин и вдруг вскрикнула от ужаса — среди них был Джек Коутс! Но почему его привязали к повозке? Ведь, по словам его жены, он был заодно с бунтовщиками…
— Джордж, там отец Томаса! — крикнула она и, не в силах долее бездействовать, выпрыгнула вслед за Эшвеллом.
— Эй, вы, дайте дорогу, пропустите нас к повозкам! — закричал виконт в толпу.
Никто не шелохнулся, и тогда несколько мужчин из тех, кто пришел вслед за графской каретой из Стинчфилда, двинулись вперед, прокладывая виконту дорогу. Эти простые труженики, такие же, как Джек Коутс, хотели только накормить свои семьи; кровопролитие и уничтожение чужой собственности было им не по нутру.
Чувствуя, что сердце готово выпрыгнуть из груди, Кэт, как во сне, шла и шла вперед, видя перед собой только широкую спину Эшвелла. В мозгу девушки билась одна мысль: лишь бы успеть, лишь бы спасти Джека Коутса!
Внезапно толпа снова возмущенно зашумела — люди узнали Руперта.
— Это наследник собаки Саппертона, сжечь его вместе с предателями! — раздались негодующие крики.
Слава богу, вот и повозки. Чьи-то грязные руки схватили Кэт и подняли вверх, на мешки. Она попыталась встать, но ноги скользнули по мешковине, и она чуть не съехала вниз.
Эшвелл, уже взобравшийся на самый верх, схватил ее за руку и подтянул к себе.
— Да это же мисс Дрейкотт! — крикнул кто-то. — Тише, вы, там! Дайте ей сказать!
Взобравшись наверх, Кэт выпрямилась во весь рост.
— Люди, послушайте меня! — закричала она. — Вы должны прекратить это безумие!
Но, похоже, слишком много эля было выпито бунтовщиками, чтобы до них дошел голос разума, — призыв Кэт утонул в истошных криках и требованиях поджечь повозки.
Грохнул пистолетный выстрел, и оторопевшая толпа мгновенно смолкла. Эшвелл опустил пистолет.
— Добрые граждане Куининга и Стинчфилда, успокойтесь! — крикнул он. — Ни единого зернышка из этих мешков не будет вывезено отсюда! Мистер Уэстборн дал честное слово джентльмена, что мельницу сейчас же откроют и она будет работать бесплатно, чтобы каждый из вас смог сделать запас муки на зиму!
— Эй, кто вы такой, чтобы раздавать обещания? — закричали из толпы. — Зерном владеет Саппертон, и никто, кроме него, не вправе здесь распоряжаться, а вы всего-навсего заезжий стихоплет!
В толпе послышался смех, издевательские крики.
— Мистер Эшвелл говорит от моего имени! — закричал Руперт — он тоже взобрался на повозку и с трудом удерживался на скользкой мешковине. — Граф Саппертон болен, и я, как его наследник, имею право отдавать здесь приказы! Я даю вам честное слово, что мельницу сейчас же откроют и любой из вас сможет бесплатно намолоть себе муки. Все это зерно, — он обвел рукой повозки, — остается здесь, пусть каждый возьмет себе столько, сколько нужно. Не надо больше ничего жечь! — Руперт посмотрел на повозку, к которой были привязаны трое несчастных. — И освободите этих людей, они ни в чем не виноваты!
— Они предатели! — закричал женский голос. — Двое из них работали на Саппертона!
— А кто из вас не стал бы работать на Саппертона, чтобы спасти от голодной смерти своих детей? — закричала Кэт. — Не наказывайте их за то, что на их месте сделали бы сами!
Снова поднялся глухой шум — люди заспорили между собой, а Эшвелл тем временем соскочил с повозки, выхватил у одного из бунтовщиков тесак и начал перерезать веревки, стягивавшие руки и ноги первого пленника. У Кэт замерло сердце, когда она заметила, что крестьяне вновь заволновались, а несколько бунтовщиков с угрожающим видом направились к Эшвеллу.
— Не вините в своих несчастьях никого, кроме графа Саппертона! — закричала Кэт, обращаясь к толпе. — Это его алчность и безумие довели вас до бунта! Но бог воздаст ему по заслугам за его ужасные преступления. Я знаю, у него больное сердце и он долго не протянет. Это ли не возмездие за его злодейство?
— Вы сейчас должны подумать о собственной судьбе! — поддержал ее Руперт. — Если вы сейчас отнимете жизни у этих несчастных, ни в чем не повинных людей, это преступление навсегда останется несмываемым пятном на вашей совести. И не заблуждайтесь насчет наказания — оно последует неотвратимо! Виновных либо повесят, либо навсегда вышлют из Англии!
Глухой ропот толпы совсем стих: казалось, люди глубоко задумались над словами Руперта. Повернув голову в сторону соседней повозки, Кэт с облегчением увидела, что все трое пленников, уже освобожденные от веревок, сгрудились вокруг своего спасителя.
Руперт наклонился к стоящему поблизости крестьянину и негромко приказал:
— Немедленно отправляйся к мельнику и от моего имени передай: если ему дорога его жизнь, пусть сейчас же явится сюда и начнет работать. Я за все ему хорошо заплачу. Живо!
— Ишь, какой шустрый господин! Неужто и впрямь откроет мельницу? — закричал из толпы пьяный голос. — А на вид — павлин павлином!
Грянул общий хохот. Обрадованный переменой в настроении толпы, Руперт для вящего ее удовольствия выпятил грудь и гордо поднял подбородок, став действительно немного похожим на экзотическую птицу.
