Александра Девиль - Оберег волхвов
— Здесь нас никто не слышит, — начал Федор, — а потому буду говорить с тобой начистоту, боярышня Анна. Как духовный пастырь, я научился читать сокровенные мысли людей и знаю, что ты любишь Дмитрия. Наверное, и он тебя. Не мне судить, что между вами было и почему вы расстались. Сейчас важно то, что ты к нему стремишься, хотя обвенчана с другим человеком.
Анна, смущенная проницательностью молодого монаха, хотела было ему возразить, но отец Филарет ее остановил:
— Да, ты обвенчана, пусть и насильно, но эти узы надо разорвать по закону. Иначе… ты не должна встречаться с Дмитрием.
Анна взглянула в суровое лицо монаха и поежилась, натолкнувшись на непреклонный взгляд темно-карих глаз.
— Я хочу, чтобы вы с Дмитрием были счастливы, — продолжал Федор, — но это счастье должно быть чистым. Именно с такой мыслью я помогу тебе добраться до Корсуни. Мне известно, что завтра через Самару должен переправиться торговый караван с мехами, идущий от северных земель Черниговского княжества. В том караване есть купцы из Сурожа, они мне знакомы. Ты присоединишься к ним.
— Сурож?.. — переспросила Анна. — Но ведь мне надо в Херсонес!
— Из Сурожа морем вдоль берега можно добраться до Корсуни за два дня.
— А как быть с лошадьми? Надо вывести их из селения, а там остановился Биндюк.
— О лошадях забудь, их уже не вернешь. Нельзя, чтобы Биндюк о чем-то догадался. Я переправлю вас на левый берег завтра рано на рассвете, чтобы никто даже не видел, куда вы делись. В караване вам не понадобятся лошади, будете ехать на повозках.
— А согласятся купцы взять нас в свой караван? Может, потребуют непомерно большую плату?
— Нет, я обо всем договорюсь. Там будет купец Джулио Санти, он мне не откажет. В прошлом году он добрался до нашего острова совсем больным, а я его вылечил.
— Джулио Санти? Имя как будто итальянское.
— Да, он генуэзец из Галаты[54], ведет торговлю через Сурож и Корсунь.
Анна задумалась о том, как мало ей знаком широкий мир, в который пришлось броситься так отчаянно, сломя голову. Остановившись, девушка следила взглядом за сизыми, холодными еще волнами Днепра, которые неуклонно катились вперед, просвечивая на солнце и подергиваясь рябью от ветра. Внезапно ей пришло в голову, что и жизнь ее похожа на реку — бежит, покрываясь волнами невзгод, и не знает, что ждет там, в неведомой дали за холмами и порогами.
Словно угадав ее тревожные мысли, Федор сказал:
— Не печалься, Бог милостив. Я буду за вас молиться.
Глава двадцать пятая
На улицах Херсонеса
Анна по-прежнему называла себя Андреем, и никто в караване, кроме Джулио Санти, не знал ее тайны. По поручению отца Филарета, да и по собственной доброте купец Джулио опекал девушку и ограждал ее от любопытства окружающих. В отличие от других генуэзцев, он неплохо освоил язык русов, и они с Анной изъяснялись частично на киевском наречии, а частично на латыни, которой Анна немного научилась у Евпраксии Всеволодовны.
С каждым днем апрельское солнце все сильнее пригревало, луга и рощи все ярче зеленели, первоцветы покрывали траву, а птичьи голоса оживляли тишину приднепровской равнины. Путь каравана лежал на юг, и Анне порой казалось, что это движение — навстречу весне, пробуждающей природу и сокровенные надежды в душах людей.
Караван спокойно прошел мимо речки Молочной, вокруг которой прилепились аилы лукоморских половцев, побежденных киевскими князьями еще десять лет тому назад, а потому мирных и неопасных.
Позже повернули немного на запад. Купцы говорили о какой-то длинной песчаной косе, по которой можно дойти до Сурожа и даже до перевоза на Тмутаракань.
А потом впереди Анна увидела безграничный голубой простор цветом чуть темнее неба, и этот простор все время колебался и играл на солнце. Она сразу же догадалась, как называется такое бескрайнее озеро, и радостно воскликнула:
— Море! Это же море!
Умиленный ее простодушным восторгом, Джулио сказал:
— Это пока Сурожское[55] море, оно не такое глубокое и синее, как Понт. Вот когда перейдем на понтийское побережье, ты увидишь, какая там красота, — особенно если посмотреть на море сверху, с горы.
— Я и горы увижу? И водопады? И пальмы? — обрадовалась Анна.
— Нет, пальмы в Тавриде не растут, но есть немало других красивых деревьев. А горы и скалы там чудо как хороши.
Купец Джулио Санти был немолод и смотрел на Анну снисходительно-отеческим взглядом. Он не знал, какая именно забота гонит юную боярышню в Херсонес, но догадывался, что дело здесь связано с любовью и ненавистью. Однажды он заговорил с ней об этом:
— Наверное, отчаянные обстоятельства толкнули тебя на такое опасное и почти одинокое путешествие. Старый слуга ведь не сможет защитить от разбойников. Да и мужское платье не делает тебя неуязвимой.
Анна невольно покраснела и сказала с долей сомнения:
— Ты потому так говоришь, господин Джулио, что отец Филарет выдал тебе мою тайну. Но другие ведь не догадываются, что я Анна, а не Андрей.
— Нет, дитя, отец Филарет только поручил тебя моим заботам, но никаких тайн не выдавал. Я сам понял, что ты девушка. Поверь, мне твоя судьба небезразлична. В Галате у меня есть дочь, чем-то похожая на тебя. Иногда я представляю ее на твоем месте. В юности люди так уязвимы и беззащитны… И часто сами не знают, на что идут. Ты вот оделась мужчиной, чтобы избежать оскорблений и насилия, которому может подвергнуться беззащитная женщина, так?
— А что, я совсем не похожа на юношу? Может, надо остричь волосы, вымазать лицо?
— Эх, святая невинность русичей… — вздохнул Джулио. — Да знаешь ли ты, дитя, что даже в образе юноши не защищена от похотливых домогательств? Есть такие мужчины, которые женщинам предпочитают молодых и красивых юношей.
— Как это?.. — растерялась Анна.
— Именно за такой грех Господь некогда покарал жителей Содома. Но природа человеческая так сложна и многообразна, что иные пороки становятся второй натурой и даже набожный человек не может с ними совладать. Это тянется с глубокой древности. В Греции, Риме и на Востоке во времена язычества такие пристрастия не отвергались законом и многие видные люди были содомитами.
— И что же, никак нельзя уберечься от этих страшных людей?
— Они страшны только тогда, когда становятся насильниками, а насилие — всегда страшный грех, какого бы пола ни была жертва.
Помолчав, Анна смущенно спросила:
— Значит, я напрасно переоделась?
— Нет, для путешествия по своим степям — не напрасно. Здесь, на Руси, люди чисты и близки к природе, им неведом содомский грех. Но, когда попадешь в иные земли, помни и об этой опасности.
