Джорджетт Хейер - Всевластие любви
Кейт собиралась снова спуститься вниз, когда услышала чьи-то причитания. Она без труда узнала голос миссис Торн, и ей как никогда захотелось куда-нибудь сбежать. Миссис Торн, очевидно, была в ипохондрии, и это было последней каплей в этом кошмаре. Собрав всю свою решимость, Кейт вошла в маленькую гостиную экономки, где обнаружила миссис Торн, неподвижно лежащую в кресле, и двух горничных, одна из которых водила перед носом миссис Торн жженым пером, а другая усердно, но совершенно бесполезно махала на нее пяльцами. Едва удержавшись от яростного желания надрать этой дурехе уши, а экономку встряхнуть так, чтоб у нее зубы застучали, Кейт приступила к изнурительному процессу приведения миссис Торн в чувство. Этого ей удалось достичь, сперва выгнав девушек, а затем признав, что миссис Торн и вправду обладает даром предвидения, и выразив соответственный ужас, восхищение и удивление. Эффект был самый благотворный: миссис Торн забыла о своей неподвижной позе и в назидание Кейт обрушила на нее подробнейший, со множеством не относящихся к делу деталей, рассказ обо всех случаях, когда ей удавалось предсказывать разные бедствия. К тому моменту, как Кейт сама уже была готова впасть в истерику, миссис Торн оправилась настолько, что потребовались лишь скромная доля лести да известие, что Сидлоу не вынесла тяжести момента и была в припадке уложена в постель, чтобы миссис Торн поднялась на ноги со словами, что она очень сочувствует мисс Сидлоу, но что той следовало бы лучше подумать, прежде чем добавлять суматохи, привлекая внимание к своей персоне. Сама она, добавила миссис Торн, хотя и не была личной камеристкой миледи, но была ничуть не менее привязана к ней, бедняжке, и притом гораздо более чувствительна, чем мисс Сидлоу, но она никогда не допустила бы проявления своих чувств таким скандальным, вульгарным образом, а предпочла бы умереть, продолжая выполнять свои обязанности. Кейт поблагодарила ее, сказала, что не представляет, что бы они все без нее делали, и улизнула. Не успела она порадоваться тому, что ей, по крайней мере, удалось отвести еще одну напасть и миссис Торн не сляжет в постель с приступом своих знаменитых спазмов, как тут же вспомнила еще об одном обитателе дома, чья чувствительность была еще более ранима, чем у миссис Торн. В этот миг Кейт очень захотелось плюхнуться в ближайшее кресло и разрыдаться, чтобы дать выход эмоциям. Но вместо этого она повернулась и решительно направилась ободрить Гастона в его цитадели.
Огромная кухня была заполнена людьми, которых Кейт раньше и в глаза не видала; они говорили все разом, но при ее неожиданном появлении все, включая Гастона, онемели от изумления. Впрочем, галльская кровь Гастона не позволила ему долго стоять с раскрытым ртом и вытаращенными глазами. Он вышел вперед, отвесил глубокий поклон, приказал кухонному мальчишке, которого свысока кликал «сусликом», подать мадемуазель стул и нижайше попросил ее поведать ему, чем он может ей услужить, ибо служить ей, галантно добавил он, есть для него наивысшее из вообразимых удовольствий. Кейт, изобразив беспомощную невинность, выразила уверенность, что он поддержит ее в этом ужасном столпотворении, и спросила, что бы он мог предложить под видом обеда убитому горем семейству, члены которого, как вы понимаете, не вынесут и вида ростбифа или дрожжевого пирога, которые он готовит с таким совершенством. Гастон, падкий на лесть еще более, чем миссис Торн, величественно принял вызов и предложил Кейт не волноваться и во всем положиться на него: он приготовит такой обед – не столько обильный, сколько изысканный, – который возбудит даже капризный аппетит «мсье Торкила».
Кейт быстро поднялась, заставила себя улыбнуться и поблагодарить Гастона и поспешила прочь, вниз по мощеному коридору к Главному холлу. Хлопоча о поддержании заведенного в доме порядка, она не находила времени подумать о Торкиле, но слова шеф-повара вернули ее к печальной действительности. Ее душу снова наполнил ледяной ужас. Кейт вошла через готическую дверь в Главный холл и увидела там миссис Нид, собиравшуюся идти наверх.
– Вот ты где, мисс Кейт! – воскликнула миссис Нид. – Я прямо с ног сбилась. Где это ты пряталась, любушка?
– Я была на кухне. Сара, где Торкил?
– Я сказала бы, кабы знала, – отвечала Сара. – Вроде бы этот, как его – Баджер, что ли? – пошел в лес искать его. Как сказал мне мистер Пеннимор, один лакей мельком видал, что мистер Торкил побежал в лес как сумасшедший. Собственно, он, бедняга, сумасшедший и есть. Ну, не надо так дрожать! Ты до сих пор держалась просто прекрасно, милая моя, все сделала как надо. Да я и знала, что ты справишься. Послушай, мальчик ведь не попадет в кутузку за то, что он удушил свою мамочку, ведь он не в себе, просто его надежно запрут где-нибудь, где он будет в безопасности и не причинит вреда ни себе, ни кому-либо другому. И сказать по правде, девочка моя, если кого и следовало бы задушить, так это ее! А теперь пойдем-ка в ту комнату, Голубой салон, хотя убей меня Бог, если я понимаю, почему ее так называют! Единственное, что там голубого, – так это занавески, да и то не особенно! Мистер Пеннимор только что принес туда поднос с чаем и с таким нежным печеньицем, что просто не заметишь, как съешь. Да, я знаю, любушка, что ты не в состоянии проглотить ни крошки, но ты попробуй, и у тебя получится, надо же немного подкрепить свои силы!
Мягко, но настойчиво подталкивая Кейт, Сара привела ее в Голубой салон, усадила в кресло и стала наливать чай. Кейт сидела, закрыв лицо руками. Видя, как подрагивают ее пальцы, Сара продолжала ласково ворковать, но на Кейт это не очень-то действовало. Спустя некоторое время Кейт смогла выпить немного чаю и даже сгрызть маленькое печенье, но голова у нее была занята другим, что и проявилось, когда она прервала описание веснушчатой Полли, сестры Джо, внезапным вопросом:
– Сара, но почему он сделал это? Почему? Я знаю, что он ее ненавидел, но он так ее боялся, что робел от одного ее взгляда! Сара, что она могла ему сказать, чтобы он осмелился поднять на нее руку? Не могла же она сказать, – о Боже, только не это! – что он сумасшедший и его надо посадить под замок!
– Меня бесполезно спрашивать, что она могла ему сказать, мисс Кейт, меня ведь там не было, но после всего, что я услышала вчера вечером, я уже ничему бы не удивилась! Когда вы обедали, я поболтала с миссис Торн, и из того, что она сказала, – а она, заметь, не собиралась осуждать ее светлость! – мне стало более чем ясно, что ее светлость была настолько эгоистична, настолько упряма в своих намерениях, что, когда у нее что-то не выходило, – ты же сказала ей, что не выйдешь замуж за мистера Торкила! – она была способна на что угодно просто из чистой злости! Я тебе точно скажу, девочка моя, она была настоящая негодяйка, и нечего о ней жалеть! По-моему, этот ее драгоценный Стейплвуд станет куда более счастливым местом после ее смерти! И не надо мне говорить, что она была к тебе добра! Не так уж она стала добра, когда поняла, что ей не удастся женить на тебе мистера Торкила! И вовсе не от доброты она собиралась заловить такую невинную девушку, как ты, чтобы выдать замуж за сумасшедшего бедолагу, который между делом придушил бы ее! Как подумаю об этом, так просто закипаю! Ладно! Говорят, о мертвых или хорошо, или ничего, хотя почему это еще, я не понимаю. Так что я лучше закрою рот, потому что хорошего мне о ней сказать нечего! Выпей чаю, любушка!
