Кэтрин Куксон - Стеклянная мадонна
Аннабелла взяла из гардероба новый плащ, надела его и, не покрыв головы вышла, ничего не сказав Элис. Та долго смотрела ей вслед, качая головой.
Через четверть часа девушка достигла домика Эми. Старушка занималась привычным делом – приготовлением целебного напитка.
– Входи, – спокойно приветствовала она гостью, словно та заглядывала к ней ежечасно. – Как дела? Я сейчас. Только залью последнюю бутылку. Что-то ты похудела. Ты что, совсем не ешь? – Она прервала свое занятие и обернулась. Аннабелла сняла плащ, бросила его на спинку деревянного сиденья перед камином, села и ответила:
– Наоборот, ем, даже много. Еда и сон – это все, чем занято мое время, Эми.
– Тоже неплохо. Тебе это полезно.
– Сегодня дядя Джеймс будет говорить со мной о признании нашего брака недействительным.
– Ох! – Эми снова взялась за воронку. – Настырности ему не занимать.
– Все они такие, Эми. – Аннабелла вздохнула. – Думают, что достаточно побаловать меня дорогой одеждой и вкусной едой и пообещать свозить в Париж – точная дата поездки еще не назначена, но они обязательно подгадают так, чтобы она совпала с освобождением Мануэля, – словом, всего этого будет достаточно, чтобы я о нем забыла! Эми! – Она подалась вперед. – Почему люди такие разные? Как иным удается скрывать свои чувства? Мама делает это безупречно. Она всю жизнь испытывает колоссальное напряжение, но никогда этого не показывает.
– Это приходит с опытом. Как и все остальное, это достигается опытом и тренировкой. Да ты на себя взгляни! – Эми потащила бутылки в чулан. Аннабелла встала, набрала побольше бутылок в охапку и последовала за ней.
– Наверное, вы правы. Да, я знаю, что вы правы. Я только и барабанила: «Да, мама, нет, мама, да, папа, нет, папа». Только о том и помнила, что молодые леди не хохочут во все горло и не бегают как угорелые, а плакать на людях вообще немыслимо. Это считалось самым непростительным грехом – публично пустить слезу. Давать волю своим чувствам при других людях считалось верхом неприличия. Но знаете, Эми, – она поставила бутылки, ласково положила руку ей на плечо и улыбнулась, – теперь я могла бы заорать даже при тысячной толпе.
– Не сомневаюсь. Идем. – Эми со смехом вытолкала ее из чулана. – Хватит на сегодня. Давай попьем чайку.
Заварив чай, Эми вынесла чайник на маленьком подносе из дому. Они уселись на скамейке. Чай Эми сильно отличался по вкусу от того, который пили в Доме – так Аннабелла именовала коттедж.
Без всякого перехода Эми заявила:
– Он приснился мне этой ночью. Хороший сон: он радостно плескался в реке. Ты знала, что он плавал здесь в чем мать родила?
Аннабелла смущенно потупила глаза, потом покосилась на Эми и с улыбкой ответила:
– Я познакомилась с этой его привычкой вскоре после того, как мы покинули вас, Эми. Боюсь, это меня не только поразило, но и возмутило.
Обе расхохотались. Аннабелла допила чай и оперлась спиной о каменную стену. Здесь ей было хорошо: она снова становилась сама собой, сбрасывала напряжение, переставала следить за своей речью, чтобы лишний раз не упомянуть Мануэля. Здесь он воспринимался как мужчина, живой, привлекательный, полный очарования, там – как кучер, слуга, существо низшего порядка, заключенный.
– Они просто не в состоянии поверить, что я намерена продолжать в том же духе. Им не понять, что я готова отказаться от всего, что они мне сулят, ради жизни в фургоне. На днях я попыталась с ней поговорить, объяснить, что мистер Карпентер с радостью примет Мануэля обратно, так как пасынок и невестка окончательно оттолкнули его от себя. Как я ни напирала на то, что он ждет не дождется нашего возвращения, она смотрела на меня пустыми глазами, словно я разговариваю во сне и, проснувшись, пойму всю смехотворность положения.
Эми какое-то время молчала, а потом ответила:
– Видишь ли, девочка, куда бы вас ни занесло – так я понимаю, зная тебя, что ты от него не откажешься. Но учти, тебе будет нелегко: Мануэль – гордец и упрямец, так что тебе всю жизнь придется лезть из кожи вон, доказывая ему, что ты не сожалеешь, что променяла легкую жизнь на трудную. – Она кивнула в сторону Усадьбы. – Ох, и нелегко тебе придется! Уж поверь моему слову.
– После всего, что мне пришлось пережить за последние два месяца, меня уже ничто не отпугнет. Вы знаете, что завтра мне исполняется восемнадцать лет?
– Неужели?
– Да, Эми, завтра мой день рождения. Но я чувствую себя не восемнадцатилетней, а так, словно мне все двадцать восемь, а то и тридцать восемь лет. Вчера минул год с того дня, когда я убежала в Шилдс. Каких-то двенадцать месяцев! А мне кажется, что за это время я прожила несколько жизней. Я стала совсем другой, Эми: теперь я и думаю, и говорю не так, как год назад, не так, как она. – Аннабелла улыбнулась, погладила Эми по руке и добавила: – Маму это страшно расстраивает. Мисс Ховард, мою гувернантку, разбил бы паралич, услышь она, что порой выговаривает мой язык.
Обе негромко засмеялись.
– Знаете, Эми, если бы на мою долю не выпали все эти испытания, я бы так и не узнала, что значит жить по-настоящему. Я бы так и осталась правильной, чопорной мисс Аннабеллой Легрендж; кто бы ни стал моим мужем, я так и не познала бы истинной жизни. Я бы всего-навсего продолжила свое образование и научилась по всем правилам хлопаться в обморок.
Она шутливо закатила глаза, одной рукой слабо взмахнула над головой, другой подперла подбородок. На этот раз Эми не удержалась от громкого смеха.
– Верно говоришь, ты стала совсем другой.
– Эми… – К Аннабелле вернулась серьезность. – Сделайте мне одно одолжение.
– Все, что смогу, девочка моя. Все, что смогу.
– Поедемте на следующее свидание вместе!
– Поехать с тобой в Дарэм? Разве тебе не хочется увидеться с ним наедине?
– Хочется, но важнее убедить его, что они надо мной не властны. Если он увидит вас, то поверит.
– Я с радостью. Но что скажут они? – Эми снова повела подбородком в сторону Усадьбы.
– Они ничего не пронюхают. Дядя Джеймс не предлагает мне своей кареты в дни свиданий. По другим случаям он мне ее навязывает, а для свиданий – нет. Я езжу туда в дилижансе. Мы успеем обо всем договориться, Эми.
– Непременно, непременно, девочка. Я втолкую ему, что он может досиживать спокойно.
– Спасибо, Эми. Убедите его в этом – и я буду счастлива. Но, конечно, не настолько, как после его освобождения…
7
Срок заключения Мануэля должен был завершиться в конце октября, но в первую же пятницу этого месяца он неожиданно явился в коттедж. Дело было в четверть четвертого пополудни; в коттедже как раз обедали. Харрис только что подал жареного зайца и принял у служанки блюдо со сливовым пудингом. Выйдя в холл, чтобы вернуться на кухню, служанка услышала стук в дверь. Открыв дверь, она увидела на пороге того самого кучера чужеземной наружности, из-за которого случилось столько неприятностей.
