Екатерина Мурашова - Пепел на ветру
– Лиза!.. – согласно воскликнули Камиша и Мария Габриэловна.
Но девочка уже убежала.
Художники семьи Осоргиных-Гвиечелли как могли смягчили вульгарный контраст между черными кудрями Люши и ее же бледно-голубыми глазами. Надо признать, что им это удалось. Золотистый оттенок платья и розоватые аметисты в заколке выявили в тщательно уложенных локонах благородный бронзовый оттенок. Персиковый газовый шарф добавил два теплых тона к цвету кожи, не зачеркнув при этом ее чистоту и природную белизну. Почти бесцветные глаза удалось углубить и слегка затемнить поистине новаторским ходом, на взлете фантазии изобретенным младшей дочерью брата Марии Гарбриэловны, талантливой акварелисткой, обучающейся на курсах при Академии Художеств. Черные, длинные, резко загнутые кверху ресницы и брови Люши чуть-чуть закрасили растертой в ромашковом креме рыжеватой пудрой. Маленький золотой кулон в виде страшноватого солнечного глаза с рубиновым зрачком (из старинного венецианского наследства, подаренный бабушкой Камиллой на конфирмацию тезке) лежал на высокой Люшиной груди и невольно притягивал взгляд. Вся вместе окружающая цветовая гамма сообщила глазам Люши необыкновенный лиловый оттенок, сделала их глубокими и выразительными.
– Ура! Вы таки пришли, Любочка! – весело и приветливо забряцал рыцарь Ржавая Кастрюля. Люша научила его нескольким интересным играм, и благодаря этому он повысил свой статус в гимназическом обществе и уже выиграл у однокашников свыше шести рублей на сласти, папиросы и прочие, не учтенные родителями удовольствия.
Сопровождаемая с одной стороны рыцарем, с другой – торжествующей Луизой, Люша вступила в зал. Ее небольшой рост увеличивали крошечные туфельки на каблучках (их пришлось строить по отдельной мерке, ибо у всех женщин семьи нога была больше).
– Oh, Dio! – шепнула мужу Мария Габриэловна. – Che delizia! (О Боже, какой восторг – ит.) Лео, дорогой, у нас получилась настоящая цыганская Золушка!
– Но где же Принц? – улыбнулся Лев Петрович. – Однако, отлично! Любочка все-таки решилась. Теперь я должен представить гостям Любовь Николаевну Осоргину…
Он зашарил ногой в поисках туфли, снова изображающей лодку для куклы.
– Ох, Камиша, ты только погляди! – ахнула Луиза. – Это у нас вообще что такое, а?
Светловолосый поклонник Анны Львовны встал с кресла и смотрел на Люшу, словно окаменев. Она, распахнув свои неправдоподобные махровые ресницы, медленно шла к нему по анфиладе и также, не отрываясь, смотрела ему в лицо. Постепенно внимание всех присутствующих как по линейке выстраивалось по линии их соприкасающихся, ярких как лучи взглядов.
Смолкали мужчины. Женщины-гостьи шептали друг другу:
– Кто эта девушка? Откуда? Родственница, итальянка? А молодой человек? Что между ними? Господи, да он же сейчас в обморок хлопнется…
– Пробирает прямо до электричества на кончиках волос, – шепнул брату рыцарь Ржавая Кастрюля. – Чего это они, как ты думаешь?
Люша подошла вплотную и смотрела на молодого человека снизу вверх. Он шевельнул бескровными губами. С третьего раза получился звук.
– Это ты?!!.. Но откуда? Как?!.. Простите, простите меня, милостивая государыня, я наверняка обознался…
Девушка едва заметно отрицательно покачала головой.
– Вы знаете… Вы помните меня?
– Конечно, помню, – звонко сказала Люша. – Как я могла забыть? Ты – Арайя, Страж Порога.
– А вот и Принц явился, – тихо шепнула Мария Габриэловна мужу. – Наша бедная Энни была только прологом к пьесе. Настоящее действие начинается сейчас.
Лев Петрович отложил папку с законченным рисунком, поднялся и, не замечая, что обут лишь наполовину, вышел на середину комнаты.
– Дамы и господа, позвольте мне с удовольствием представить вам мою очаровательную родственницу, дочку моего покойного друга Николая Павловича Осоргина. Любовь Николаевна Осоргина!
Люша сделала книксен и захлопала ресницами. Мария Габриэловна довольно улыбалась. Позеленевшая от волнения Камиша прижимала руки к груди и волей давила рвущийся наружу кашель. Луиза приплясывала на месте от возбуждения. Лев Петрович с некоторым беспокойством ожидал колеса или уж сальто-мортале. Их не последовало, и он выдохнул с облегчением.
– Деда, деда! – закричала маленькая девочка, спохватываясь и подбегая ко Льву Петровичу. – Туфлю-то надень, а то бабушка ругаться будет, что ты босиком бегаешь!
* * *Великосветский оболтус, отпрыск одной из самых знатных и богатых семей России, известный своими весьма экстравагантными выходками и приходящийся дальним родственником Льву Петровичу, приплясывал и извивался весьма причудливым образом перед Марией Габриэловной. Привлекательный внешне молодой человек не был пьян, он как будто просто не мог стоять на месте. Случись здесь, в гостиной, сумрачный Январев-Арабажин, он пригвоздил бы молодого аристократа давно известным медицине латинским термином «акатизия».
– Милая тетушка, эта ваша новая родственница – Любовь Николаевна – она воистину очаровательна, пикантна и ни на кого не похожа. Но где ж вы прятали ее доселе?
– Э-э-э… – сказала Мария Габриэловна. – Она недавно в Москве.
– Но знаете, странное ощущение, – продолжал извиваться оболтус. – Я как будто бы уже видел ее прежде… Не могу вспомнить где… Знаю одно: она при том была совсем в другом обличье…
– Может быть, ты видел ее во сне? – очаровательно улыбнулась Мария Габриэловна, пряча за улыбкой тревогу.
Она далеко не все знала о прошлом Люши, но уже то, что Лео и Джорджи сочли возможным ей рассказать… По счастью оболтус не мог долго концентрироваться на чем-то одном.
– О сны! Да! – воскликнул он. – Я всегда вижу чудесные, цветные, радужные сны! После зимы все вокруг только и говорят о дурных предчувствиях. Но у меня их нет… Я верю в будущее, я готов ежедневно приносить цветочную гирлянду на алтарь Богини Красоты. Милая тетушка, вы обязательно должны побывать у нас в оранжереях. Там сейчас так изумительно цветут орхидеи! Ваша Любовь Николаевна похожа на причудливый цветок. Даже опасный, да, да… Все видят в революции опасность для нашего мира. Я же вижу в ней стихию. Разгул стихий – это единственное, что роднит человеческую душу с мистическим пространством Тайны. Вы верите в духов, милая тетушка? У вас бывают спиритические сеансы? Обязательно должны быть, ведь вы из семьи венецианцев. Венеция – это мое самое любимое место на земле. Она вся – мистика и волшебство. У Любови Николаевны глаза – как вода венецианских каналов. Когда я видел ее во сне – я уже рассказывал вам об этом? – она являлась мне вовсе не в этом строгом наряде и уборе. Ее кудри были разметаны по плечам, как ночной шторм, а вокруг пенились юбки, рукава, воланы самых жарких, отважных, африканских расцветок. Я хотел бы побывать в Африке, застрелить льва и подарить его солнечную шкуру вам, милая тетушка, и бедной Камише… Боже, как мне ее жаль… И льва я наверняка тоже пожалел бы стрелять, ведь он так могуч и великолепен, и мы ушли бы с ним в прерию…
