Дженнифер Блейк - Порочный ангел
Первое из ее пышных одеяний доставили очень скоро — платье из серого батиста, украшенное рядами белых кружев, черную шляпку и кружевной зонтик. В таком роскошном наряде, с новым серебряным ридикюлем, где лежали кошелек, веер и визитная карточка, Элеонора вышла, наняла экипаж и поехала к дяде Наркисо и его сыну Бернарду в свой старый дом на Роял-стрит. Дворецкий, открывший на звонок, попросил подождать в библиотеке и положил на серебряный поднос ее визитную карточку с гербом и именем графа де Ларедо. Дядя вышел приветствовать ее, широко раскинул руки и провел в салон. Бернард поднялся, поклонился с натянутой улыбкой, будто радушие стоило ему слишком больших усилий, и повторил предложение своей жены отведать миндального ликера. Родители его жены устроились на диване и принялись расспрашивать. Элеонора отвечала или строго, или язвительно, с улыбкой уклоняясь от неприятных вопросов, и старалась стоически выдержать эту церемонию. В конце визита она получила приглашение к ужину, который, предположительно, будет не слишком веселым, поскольку она в трауре. Приняв приглашение с благодарностью, Элеонора ушла с мрачным чувством удовлетворения: первый выстрел в битве за восстановление прав на дом бабушки сделан.
Хотя Новый Орлеан казался на первый взгляд тихим и мирным городом, интерес к военным успехам Уильяма Уокера был больше, чем когда-либо. Поэтому, узнав, кто такая Элеонора, газеты занялись ею. Рассказ о новоорлеанской красавице из известной семьи, побывавшей так близко к линии фронта, превратился в легенду о том, как ангел милосердия явился к американцам в Никарагуа, потом вернулся назад вдовой испанца из благородного семейства. Это казалось так романтично, что никто не остался равнодушным. А то, что Элеонора овдовела в войне, вызывало не меньший интерес, чем полученное ею наследство.
Комнату Элеоноры в «Сент-Луисе» осаждали торговцы, предлагая товары, начиная от парфюмерии и ювелирных украшений до экипажа с лошадьми. Когда она выходила из отеля, люди указывали на нее, а толпы мальчишек бежали следом по улицам, оспаривая друг у друга честь нести ее покупки.
После первого такого случая Элеонора решила, что неразумно ходить без сопровождения. Поэтому она отправила записку дяде с просьбой прислать ее старую няню. Дядя тут же отпустил старушку и, как цинично заметила про себя Элеонора, не без удовольствия, так как освободился от расходов на ее содержание. Элеонора обрадовалась до слез, увидев доброе морщинистое лицо няни, и занялась ее туалетами. Она нарядила ее в черное шелковое платье с кружевами цвета слоновой кости и тюрбан из атласа того же цвета с бусинками черного янтаря. Черты лица, сохранившие прежнее достоинство и шелковые юбки, шуршащие подле Элеоноры, смогли бы отпугнуть даже самых назойливых.
Элеонора гуляла по городу, посещая старые места, такие, как монастырь Кабильдо, а также — памятник Эндрю Джексону, установленный прошлой весной на старой Плас д'Арнес, которая теперь была переименована в площадь Джексона. Она увидела недавно выстроенные апартаменты баронессы Понталба, первые в своем роде, и подумала, что, если ей не удастся вернуть дом, она сможет переехать в эти элегантные комнаты.
Взгляды, которыми награждали ее прохожие, выражали больше, чем простое любопытство. Было бы неразумно надеяться, что никто из мужчин не знал о ее прошлом — любовницы полковника в Гранаде, вынужденной вернуться в Новый Орлеан, или полагать, что ее не узнают. Элеонора понимала, как трудно удержаться от столь пикантных сплетен. Когда она начала замечать в глазах мужчин, стоящих у кофеен и баров, клерков, кланявшихся в дверях магазинов, вожделение, то поняла, что ей нужно определиться, и, не откладывая дела в долгий ящик, удвоила внимание к родственникам. Она устраивала обеды, выходы в театр, изображая при этом радушие и добросердечность, чтобы показать, как переживает свою потерю и хотела бы, чтобы они помогли ей, облегчили ее горькую ношу. Как только Элеонора получила документ о наследстве из испанской фирмы, она отправилась к дяде Наркисо, желая выкупить дом на Роял-стрит за сумму, значительно большую, чем та, которую он и кузен Бернард заплатили Жан-Полю примерно семь месяцев назад. Она правильно рассчитала, что дядя Наркисо не откажет в ее сентиментальной просьбе, а Бернард не устоит перед лишними Деньгами, и уже через несколько часов держала ключи В руках, а спустя еще несколько дней смогла переехать в дом, гулять по его гулким комнатам, заросшему виноградом заднему дворику и чувствовать наконец, что она дома.
Глава 23
— Я требую объяснений. — Элеонора взглянула на Бернарда зелеными холодными глазами, сцепив перед собой руки скорее от гнева, чем от страха, стоя перед ним в своем вдовьем наряде. — По какому праву?
— По праву родства. Твое поведение сказывается на всех членах семьи. Я хочу знать правду о твоей жизни в Никарагуа.
— С какой стати? — поинтересовалась она.
Бернард откинул назад голову и уставился на нее. Его тонкое аристократическое лицо застыло. Казалось, он не мог поверить своим ушам.
— С какой стати? — как эхо повторил он вопрос.
— Вот именно. Леди не подобает защищать свое доброе имя. Друзья не поверят тому, что о ней говорят, а враги поверят самому худшему, что о ней можно сказать. И какое тебе дело, понапрасну меня обвиняли или нет? Ты что, собираешься передать это в суд чести? Уверена, что нет. Это только приведет к новым сплетням.
— Короче говоря, ты отказываешься рассказывать.
— Длиннее или короче, — ответила она, встретив его взгляд без содрогания, — я отказываю тебе в праве вмешиваться в мои дела.
— Мне следовало догадаться, что твоя реакция окажется такой, — бросил он ей.
— Конечно, следовало, если бы когда-нибудь ты удосужился присмотреться ко мне поближе.
— Безнадежное дело, кузина. А ты изменилась после того, как уехала из Нового Орлеана.
— Надеюсь, да.
— Твое положение и богатство вскружили тебе голову, — сказал он недовольно. — Что тебе действительно нужно, так это мужчина, способный держать тебя в узде. Очень жаль, что нет Жан-Поля, он бы с этим справился.
Элеонора похолодела от гневе.
— Не могу с тобой согласиться, — сказала она. — То, что его здесь нет, — твоя вина. Это ты вдохновлял пылкого мальчика бросить наследство, отказаться от будущего и пойти на смерть. Если бы ты не горел желанием прибрать к рукам этот дом по дешевке, естественно, он бы прислушался к голосу разума и держался подальше от Уильяма Уокера.
— Жан-Поль уже записался добровольцем, когда я купил этот дом.
— Да, это так. Но надеюсь, ты не собираешься убеждать меня в том, что вы раньше не обсуждали эту сделку.
