Бренда Джойс - Игра
— Если не хотите играть, может, тогда почитаете мне, Катарина? — У мальчика был озабоченный вид, и он дернул ее за руку.
Катарина заставила себя улыбнуться, потом нагнулась и поцеловала его в макушку.
— Конечно.
— Я думаю, Ги, что Катарина почитает тебе потом. Катарина повернулась к Макгрегору. Большой шотландец двигался необычно тихо для такого крупного мужчины. Она не слышала, как он подошел. Когда Лэм отправился на своем корабле в море, он оставил Макгрегора здесь. Следить за тем, чтобы она не сбежала с острова? Катарина чуть не засмеялась при этой мысли. Куда она могла поехать? К отцу? К Джону Хоуку? К королеве?
— Леди, я хотел бы поговорить с вами наедине.
Катарина почувствовала, что краснеет. Знает ли он? Нет, решила она, этого не может быть. Она вела себя очень осторожно. Единственным человеком, которому она доверилась, была ее служанка, а Катарина давным-давно взяла с нее клятву молчать.
Катарина сказала Ги:
— Через несколько минут, Ги. Встретимся здесь немного позже.
Ги убежал, и Катарина повернулась к Макгрегору спиной, глядя на несущийся под порывами ветра снег. Неужели этот ветер никогда не прекратится? Он завывал без передышки, совсем как стая затерянных в глуши волков. Как можно было жить на этом острове зимой и не сойти с ума? Казалось, она сама вот-вот потеряет разум. Она пыталась представить себе, каково быть в такую погоду в море, на борту пиратского корабля. Холодно, одиноко и опасно.
— Он никогда не выходил в море в это время года, — сказал Макгрегор за ее спиной.
— Меня это не волнует.
— Вас не волнует, что он мог попасть в плен? Или сесть на мель? Или, хуже того, натолкнуться на рифы во время шторма и утонуть?
Катарина обхватила себя руками.
— Наверняка это предназначено ему судьбой, как и любому кровожадному пирату.
— Он знает? — спросил шотландец.
Катарина со свистом втянула воздух, так громко, что Макгрегор наверняка это слышал. Все же она продолжала глядеть в окно.
— Что вы сказали?
— Ему известно, что у вас будет ребенок?
У Катарины прервалось дыхание. Голова закружилась, и она вдруг почувствовала слабость. Эти ощущения не были для нее новы. Уже несколько недель она время от времени чувствовала головокружение, и ей было трудно дышать. У нее не было опыта в этих делах, но она догадалась, что это давала о себе знать зародившаяся в ней новая жизнь. Она ничего не ответила.
— Леди Катарина, за свои годы я повидал немало женщин, и хотя вы и заслоняетесь этой накидкой, как щитом, я заметил, как вырос ваш живот. Есть и другие признаки. Давайте поговорим откровенно.
Катарина рассерженно повернулась к нему, обхватив себя руками. По ее щекам скатывались слезы.
— Это мой ребенок, а не его.
— Он знает? — настаивал Макгрегор.
— У него нет никаких прав, — закричала она, переполняемая гневом, вспоминая его ужасное предательство. — Никаких!
— Вы мне так и не ответили. Но я не думаю, что он мог вас здесь оставить, если бы знал, как бы он ни был расстроен и разозлен. Когда ребенок должен родиться?
Катарина вызывающе уставилась на него.
— Лэм расстроен? Чтобы расстроиться, нужно иметь сердце, а у него его нет! — Она беззвучно заплакала.
— У Лэма есть сердце, и если вы этого не поняли, значит, вы не та женщина, которая ему нужна, — спокойно сказал Макгрегор.
— Это он мне не нужен! — Она обожгла его взглядом. — Если он умер, то и ладно!
Макгрегор не отвел глаз, и ее поразила глубокая печаль в его взгляде.
— Когда, Катарина?
Катарина сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться,
— Я полагаю, в июле. Уже примерно четыре месяца, может, немного больше.
— В поселке есть повитуха. Я хочу, чтобы она вас осмотрела.
Катарина вдруг почувствовала облегчение, огромное облегчение от того, что ее секрет перестал быть секретом. Все это время она очень боялась. Она была беременна и осталась совсем одна, не смела ни к кому обратиться с вопросом, ни на кого не могла рассчитывать, никому не могла доверять.
— Хорошо, — кивнула она. Ее побледневшие щеки стали приобретать прежний цвет. — И чем скорее, тем лучше.
Южный Гэлуэп, Ирландия
Лэм смотрел на заросший лесом берег дельты с внутренним ощущением подстерегавшей на берегу опасности. За эти два месяца пребывания в море он узнал, что за ним ведется охота. Три раза английские корабли начинали его преследовать, стоило им его заметить. Трижды Лэм успешно уходил от преследователей, обменявшись лишь несколькими пушечными выстрелами.
За ним охотились, чтобы предать суду по обвинению в измене английской короне. Поскольку он и вправду совершил измену, его это ничуть не удивило. Он знал, что в конце концов его игра сведется к этому, и был готов некоторое время вести такую жизнь и успешно избегать преследования.
Теперь ему было все равно. Ему даже нравилось, если кто-то осмеливался гнаться за ним.
Инстинкт подсказывал ему, что не надо сходить на берег, но Лэм спустился в лодку и приказал грести к берегу. Он жаждал схватки все равно с кем, с любым противником — реальным или воображаемым.
Он стиснул зубы. Мысленным взором он видел Катарину. Он не жалел, что не объяснил ей свой план. Скорее был даже рад, что не рассказал, как собирается помочь ее отцу вернуть Десмонд. Пропади она пропадом, стерва. Интриганка. Использовать его, притворяясь, что любит. Стерва.
Он стоял на носу, вглядываясь в приближавшуюся береговую линию. Там не было заметно никаких следов ирландских мятежников, никаких следов Фитцмориса, но теперь его сердце возбужденно колотилось. Он чувствовал опасность, чувствовал готовящееся нападение и радовался этому.
— Приготовьтесь, — негромко сказал он пятерым матросам. — Мы не одни.
Несколько лодок с дюжиной людей подошли к берегу. Матросы, молчаливые и напряженные, выскочили из лодок. Лэм взялся за рукоять меча. Когда он увидел появившихся из-за деревьев солдат и всадников, он расхохотался, откинув голову.
В это мгновение он понял, что ищет смерти, но он собирался погибнуть, сражаясь до самого конца.
Когда сопровождаемая солдатами кавалерия стала спускаться по склону, Лэм понял, что атакующих не так уж и мало — около сотни. Его желание умереть пропало так же быстро, как и появилось. Он должен оставаться в живых, чтобы обеспечить безопасность своих людей. Как ни хотелось ему ринуться в схватку, он не мог допустить бойни.
— Бросьте оружие, — отрывисто сказал он, пряча рапиру в ножны. — Поднимите руки.
Приказ был выполнен без колебаний. Войска с топотом понеслись вниз по склону. Лошади раздували ноздри, прижав уши. Солдаты размахивали рапирами. В последний момент кавалерия резко остановилась, окружив их со всех сторон и отрезав путь отступления к лодкам. Когда Лэм увидел впереди всех Джона Хоука на черном жеребце, его глаза широко раскрылись. Лицо Хоука медленно расплылось в улыбке.
