Виктория Холт - Сердце льва
Филипп подъехал верхом на лошади к берегу Сены. Ричард сидел в лодке.
— Давно мы с тобой не виделись, — дрогнувшим голосом сказал Филипп.
— Да. Помнится, когда мы расставались, ты был очень плох. Мы поклялись завоевать Иерусалим, но ты нарушил клятву и бежал во Францию.
— Для меня это был вопрос жизни и смерти.
— Но ты дал обет!
— Мое здоровье было подорвано.
— Но ты же поправился, Филипп.
— Ты тоже вполне здоров.
— Война, победоносная война — для меня лучшее лекарство.
— Нам с тобой на роду написано быть врагами, Ричард. Хотя я хотел бы быть твоим другом.
— Ты это и раньше говорил.
— Нет, правда… Помнишь…
— Не стоит предаваться пустым воспоминаниям, — не дав договорить, прервал его Ричард. — Давай приступим к делу. Ты воспользовался моим отсутствием и вступил в сговор с моими противниками. Я знаю, именно ты подкупил германского императора, чтобы он как можно дольше не выпускал меня из плена. Я этого не забыл и никогда не забуду. Ты мой враг на всю жизнь.
— Ах, Ричард! Как бы я хотел с тобой объясниться…
— А разве это не объяснение?
— Нет… Наедине…
Но кто мог доверять коварному Филиппу? Какой глупец?
«Ты! — горько сказал себе Ричард. — Ты доверял ему когда-то».
И Ричард чуть не дрогнул, вспомнив былое счастье. Но быстро опомнился.
Что за вздор? Ни о какой дружбе и уж тем более любви не может быть и речи! Филипп доказал делами свои враждебные намерения по отношению к Англии, и отныне они будут встречаться только официально, как два правителя, которые в любой момент могут пойти друг на друга войной. А то, что творится у них в душе, никого не касается.
Папский легат, которому было поручено стать посредником в их переговорах, уже выехал из Рима в Нормандию. Пора было положить конец опустошительным войнам.
Филипп не терял надежды на то, что, заключив мир, они снова станут друзьями. Почему бы и нет? Но… интересы Франции должны быть превыше всего! Какие бы чувства он ни питал к Ричарду, это не будет отражаться на его политике. Да, но как же все-таки красиво смотрелся Ричард на фоне своей Неприступной твердыни! Как дерзновенно горели его глаза!
Переговоры начались.
Племянницу Ричарда решено было выдать замуж за сына французского короля Людовика. В приданое она получала Гизорский замок, построенный еще Вильгельмом Руфом. Гизорский замок всегда был для противника бельмом на глазу.
Все спорные вопросы вроде бы удалось уладить, оставалось лишь подписать договор.
Но в самый последний момент Филипп предложил встретиться еще раз.
— Тогда и подпишем, — сказал он.
ГОРШОК С ЗОЛОТОМ
Ричард возвратился в Шато-Гайяр, преисполнившись ностальгических воспоминаний. В душе его забрезжила надежда на то, что, подписав мирный договор, они с Филиппом и вправду прекратят враждовать. А может быть, между их странами мало-помалу завяжутся истинно дружеские отношения…
На радостях он устроил пир. Повара зажарили дикого кабана, пойманного охотниками в лесу, и король пригласил к столу солдат, которые охраняли его во время свидания с Филиппом.
Во время застолья капитан рассказал о том, что на землях Ашара Шалузского какой-то крестьянин во время пахоты обнаружил редкостное сокровище: подставку с золотыми фигурками, изображавшими короля и его семейство.
— Говорят, это вещь очень древняя. Вроде бы король, который там изображен, правил Аквитанией.
— Фигурки из чистого золота? — воскликнул Ричард. — Да это же огромные деньги!
— Истинно так, ваше величество. И потом, может, там еще какой клад зарыт? Кто его знает?
На Ричарда эта история произвела неизгладимое впечатление. Он забросал капитана вопросами, а утром, поднявшись чуть свет, заявил, что поедет в Шалуз посмотреть на сокровище.
Ричард считал, что клад по праву принадлежит ему, ведь Ашар Шалузский — его вассал. Возможность пополнить опустевшую казну так его воодушевила, что он на время даже позабыл про мирный договор с Францией. Договор мог подождать…
Ричард послал к Ашару гонца с требованием хранить золотые фигурки как зеницу ока, поскольку они являются собственностью короля.
Но на подъезде к Шалузу Ричарда поджидал слуга Ашара, сказавший, что ценность клада сильно преувеличена. Дескать, это вовсе не фигурки, а золотые монеты. И Адамар Лиможский, сюзерен Ашара, уже забрал клад себе и не намерен отдавать его Ричарду.
Такая наглость взбесила короля.
Что ж, он покажет и Ашару, и Адамару, где раки зимуют! И войска Ричарда кинулись разорять лиможские земли.
Когда Ричард был уже на подступах к Шалузу, Адамар попросил его представить их спор на рассмотрение короля Франции, мотивируя это тем, что Ричард — герцог Нормандский, а стало быть, вассал Филиппа.
Ричард окончательно рассвирепел и ринулся на штурм замка, поклявшись сровнять его с землей.
Осажденные умоляли короля остановиться, говорили, что в Великий пост драться из-за золота грешно.
Ричард только рассмеялся в ответ.
— Верните мне золото, и сражение мигом прекратится, — заявил он.
Битва была беспощадной. Адамар и Ашар понимали, что расправа будет ужасной, и решили, что лучше погибнуть в бою, чем сдаться Ричарду в плен.
Среди защитников замка был некий Бертран де Гурдон. Несколько лет назад, во время войны в Аквитании Ричард разорил его дом. Потеряв в бою отца и братьев, Бертран ненавидел Ричарда лютой ненавистью.
Он жаждал отомстить королю и, услышав о нападении на замок, поспешил присоединиться к Ашару.
И надо же было такому случиться, что, когда король приблизился к замку, Бертран как раз стоял на дозорной башне! Король пустил в него стрелу, но она чуть-чуть не долетела до цели и воткнулась в стену рядом с Бертраном. Убить короля его же стрелой! О подобном счастье Бертран даже и мечтать не смел!
Он вытащил королевскую стрелу и резво натянул тетиву лука…
Стрела угодила Ричарду в плечо. Рыцари вскрикнули от ужаса, но он приказал продолжать штурм, не обращая внимания на ранение.
Замок пал, но король к тому времени уже лежал на смертном одре.
* * *Ричард попытался вытащить стрелу из плеча, но она сломалась. Требовалась срочная операция, а лекаря поблизости не оказалось.
Рана быстро загноилась. Боль была адская.
Это конец, холодея от страха, осознал Ричард.
* * *Альенор спешно приехала из Фонтевро, куда она в последнее время удалилась на покой, убедившись в том, что теперь государство в надежных руках.
Горе ее не поддавалось описанию.
