Кэтрин Коултер - Наследник
Граф исполнил его просьбу, с удивлением отметив, как спокойно и уверенно руки доктора делают свое дело.
Вскоре рана была перевязана, через плечо Арабеллы перекинута узкая полоска бинта, поддерживающая ее руку. Доктор Брэнион поднялся и одобрительно похлопал графа по руке:
— Вы просто молодец, Джастин. Кровотечение почти остановилось. Теперь не начался бы жар. Но, может быть, все обойдется.
Только сейчас граф заметил, что Арабелла лежит обнаженная до пояса, в разодранном платье.
— Дайте мне ее ночную рубашку, Пол. Я должен ее одеть. Я не хочу, чтобы леди Энн видела ее такой.
— Нет, пока нельзя. Помогите мне снять с нее остальную одежду, и мы прикроем ее простыней. Я не хочу лишний раз тревожить ее рану — может снова пойти кровь.
Когда они раздели Арабеллу, которая все это время лежала неподвижно словно статуя, и накрыли ее простыней, граф обернулся к доктору:
— Я останусь с ней, Пол. Идите к леди Энн и Элсбет.
— Хорошо. Я позову Энн, она вас сменит. Она сильная женщина. Я ручаюсь за нее.
Граф кивнул и вновь повернулся к своей жене.
Глава 34
Граф сделал глоток крепкого черного кофе, который принесла ему леди Энн. Он поставил чашку на блюдце, не отрывая взгляда от лица Арабеллы. Наконец, сделав над собой усилие, он сказал, мельком взглянув в сторону леди Энн:
— Вы устали, Энн. Вам надо пойти отдохнуть. Я побуду с ней и позову вас, если что.
— Нет, Джастин, я не могу оставить ее сейчас. Только посмотрите, она лежит совсем без движения — такая тихая, непривычно спокойная. Я за все эти годы ни разу не видела ее такой. Даже во сне жизнь всегда била в ней ключом. Ее отец сказал однажды, что, если бы она была воином — а она в таком случае непременно была бы только генералом, — солдаты следовали бы за ней, даже когда она спала крепким сном. Но сейчас… О Господи, дай мне силы вынести это. — Она в отчаянии опустила голову на руки.
— Пол сказал, что она будет жить, Энн. Мы должны ему верить. Идите отдыхать.
«Надо взять себя в руки», — мысленно приказала себе леди Энн и отерла слезы со щек.
— Ничего, ничего, со мной все в порядке. Просто я очень ее люблю. — Она встала со стула и подошла к окну. Отдернув длинные темно-синие бархатные портьеры, она подвязала их золотистыми витыми шнурами. Солнечный свет хлынул в графскую спальню.
Она блаженно подставила лицо теплым солнечным лучам и промолвила:
— Вы знаете, Джастин, Элсбет удивила меня. Я думала, что после всего, что произошло, она потеряет разум от горя — она ведь такая чувствительная девочка, — но она была совершенно спокойна. Когда Пол зашел, чтобы сказать, как себя чувствует Арабелла, она сидела перед камином, молча уставившись в огонь. Это Грейс суетилась вокруг нее, ломая руки, и чуть не заплакала, увидев меня. Элсбет же рассказала мне все. Теперь я знаю, что Жервез явился в Эвишем-Эбби только затем, чтобы выкрасть изумрудное колье. Она призналась мне также, что он был ее возлюбленным, но она была для него всего лишь мимолетным увлечением. Он сказал ей, что их отношения следует рассматривать только как affaire de coeur и не более того, и она должна отнестись к этому как взрослая женщина. Заканчивая свой рассказ, она заметила, что он был прав и теперь она действительно стала взрослой. Я не решилась открыть ей, что мне было известно об их связи и раньше. Я вижу, что ее гнетет это, Джастин. Но боль, которая ее снедает, вызвана вовсе не жалостью к себе — это гораздо глубже и касается Арабеллы. Элсбет до сих пор уверена, что она виновата в том, что Жервеэ чуть не убил ее сестру. Я готова зубами скрипеть от бессилия, видя, как она мучается.
И леди Энн поведала ему о ее разговоре с Элсбет, вновь возвращаясь памятью к предыдущей ночи, когда они с Элсбет сидели вдвоем в ее комнате. Леди Энн сказала ей тогда: «Я горжусь тобой, Элсбет. Ты гораздо сильнее, чем я думала. Теперь ты станешь относиться к жизни намного серьезнее, ты станешь мудрее. Ты поедешь со мной и доктором Брэнионом в Лондон, и перед тобой откроется весь мир, Элсбет. Ты сможешь делать все, что пожелаешь. Но отныне ты больше не будешь такой доверчивой и наивной. Ты станешь беспристрастно оценивать поступки окружающих тебя людей. Но ты ни в коем случае не должна винить себя за то, что случилось, не должна замыкаться в себе. Будь такой же открытой и искренней, как и раньше, в этом нет ничего плохого. Просто отныне тебе придется смотреть на мир чуть-чуть по-другому».
— И вы думаете, ей удастся забыть это, Энн? Думаете, время сможет исцелить всю боль, которая накопилась в ее душе?
— Да, я верю в это. Как я уже сказала, Элсбет обрела наконец силу и уверенность в себе. Да, она сообщила мне, что не беременна. И слава Богу — иначе мне пришлось бы столкнуться с еще одной головоломной проблемой.
Джастин невольно улыбнулся, но, заметив, что она смотрит на него, посерьезнел.
Леди Энн укоризненно покачала головой и прошлась по комнате, разминая затекшие ноги. Она налила себе чаю — черный кофе ей никогда не нравился — и, приблизившись к кровати, внимательно вгляделась в лицо дочери, положив ей руку на лоб.
— Слава Богу, жара у нее пока нет. Я боялась, что в таком случае Полу придется сделать ей кровопускание, а ведь она и так уже потеряла много крови. — Она негромко рассмеялась. — А знаете, Пол уже который раз за эту ночь говорит мне, что у нее лошадиное здоровье и выносливость — прямо как у Люцифера!
Граф задумчиво промолвил в ответ на это:
— Она была мужественнее, чем многие раненые солдаты, которых мне приходилось видеть на войне. Боль была страшной, невыносимой, но она держалась стойко. Ей нет равных, Энн. Я счастлив, что у меня такая жена. А вы должны быть горды, что у вас такая храбрая дочь.
Тень воспоминания озарила глаза леди Энн, и она медленно произнесла:
— Она всегда была храброй. Никогда не забуду, как она однажды чуть всерьез не покалечилась. Ее отец просто рвал и метал, обзывая ее неуклюжей дурочкой за то, что она как-то свалилась со своего насеста в амбаре, — он ведь строго-настрого запрещал ей туда залезать.
Она думала, что граф не слушает ее, но он внезапно вскинул голову:
— Это случилось в амбаре, Энн?
— А она еще не показывала вам это место, Джастин?
Он отрицательно покачал головой:
— Нет, еще нет. Но непременно покажет. Она немного рассказывала мне об этом.
— Это был ее самый любимый уголок. Она никогда не придавала значения запретам отца и была права: он просто очень боялся за нее и таким образом пытался ее предостеречь. Так вот, это место — небольшой закуток под крышей амбара. Туда ведет приставная лестница рядом с дверью. Арабелла говорила, что это самое уединенное и тихое местечко — даже лучше, чем старые развалины аббатства, ибо здесь никто не увидит и не услышит ее и никто не потревожит ее покой. Там, внизу, доярки доят коров, пастухи ворошат сено, переговариваясь между собой, но их голоса не долетают до нее. Еще будучи ребенком, она частенько забиралась вверх по шаткой лестнице в свой уголок. О, мне никогда не забыть тот день, когда она упала, — ей было лет десять, не больше. Одна из дощечек надломилась под ее ногой, и она упала вниз с высоты двадцати футов, сломав ногу и два ребра. Она еще счастливо отделалась — нога правильно срослась, а иначе она стала бы хромой калекой.
