Дональд Маккейг - Ретт Батлер
Чуть задержавшись в дверях, внимательный молодой человек сказал:
— Пардон, мадам. Белые леди не приглашаются на бал квартеронок.
И ушел, посвистывая.
— Что это за бал квартеронок такой, объясните мне?
Швейцар вымученно улыбнулся.
— Не могу знать, мадам, а даже если бы и знал, не смел о нем сказать. Простите, мадам…
Он повернулся к пожилой француженке, интересующейся, в какой из церквей служат мессу в одиннадцать.
В клубе «Бостон» тем вечером Туанетту Севьер сопровождал креол приятной наружности вдвое моложе спутницы.
— Простите, мадам…
— А, миссис Батлер. Как я понимаю, вам по нраву безик?
Но Скарлетт не тянуло на светскую беседу.
— Мадам Севьер, — спросила она, — вы респектабельны?
— Дорогая, с возрастом мы все становимся респектабельны, — со смешком откликнулась та, — Теперь я куда респектабельнее, чем мне хотелось бы. Анри, будь так добр, принеси шампанского.
— Тогда вам ничего не известно насчет бала квартеронок.
Дама радостно захлопала морщинистыми ладошками.
— Напротив, миссис Батлер. Каждой леди известно о бале квартеронок, хотя никто не станет рисковать своей репутацией, чтобы это признать.
— А рискнете ли вы своей репутацией?
— Дорогуша, мою репутацию чернили столько раз, что теперь она сияет, как начищенный сапог. Что именно вас интересует?
— Отчего я не могу приобрести на него билет?
— Оттого что на этом балу белые джентльмены находят для себя содержанок, девушек-квартеронок. Чернокожие мужчины и белые женщины не вправе там находиться.
Но поскольку это маскарад, несколько отчаянных белых дам туда все же проникали, желая застать мужей en flagrante[55].
Потом весь город несколько недель только об этом и говорил. Восхитительные скандалы. Совершенно восхитительные.
Когда носильщик доставил конверт в номер, Ретта не было. На дорогой бумаге стояли лишь два слова, начертанные с сильным наклоном: «Дружеский подарок». Внутри Скарлетт обнаружила билет в танцзал «Жимолость».
Вернувшись, Ретт вопросительно посмотрел на Скарлетт.
— Что задумал мой маленький коршун? Тише воды ниже травы.
— О Ретт, мне не по себе. Не хочу сегодня никуда идти.
Оглядев ее скептически, Ретт сказал:
— Чтобы ты не исхудала, принесу чего-нибудь от Амтуана.
Когда Ретт вернулся с ее любимыми деликатесами — устрицами в масле, креветками в хрустящей корочке и лангустином, раскрытым наподобие бело-розового цветка, — Скарлетт лежала в постели с мокрым полотенцем на лбу, прикрыв окна в спальне ставнями.
— Ох, я не в состоянии есть. Иди сюда, — сказала она, похлопав по кровати, — посиди со мной.
Мужчины такие обманщики! Ретт, похоже, был даже…обеспокоен. Он коснулся ее лба.
— В мае лихорадки еще не должно бы быть… Послать за доктором?
Нет, дорогой. Никакого мне лекарства не нужно, кроме тебя.
В ответ он пожал плечами.
— Увы, мне придется уйти на несколько часов.
— Куда ты идешь, милый? — спросила она как бы между прочим.
— Туда, где мне ничего не грозит, поэтому не стоит беспокоиться. Просто деловая встреча, — Ретт наклонился ближе, глаза его заблестели, — Что у тебя на уме, дорогая? О чем таком ты думаешь? Ангельское выражение тебя выдает с головой.
— Можно тебя сопроводить?
Он рассмеялся.
— Нет, дорогуша, конечно же нельзя. Кроме того, помнится, ты себя неважно чувствовала.
Он надел фрак, доставленный вчера от портного, и шелковый галстук, который был на нем в день их свадьбы. На прощание нагнулся поцеловать Скарлетт в лобик.
— Попробуй съесть что-нибудь, — сказал он и мягко прикрыл за собой дверь.
Скарлетт принялась рыться в гардеробе, бросая отвергнутые платья на пол. Да, это из синей тафты подойдет, Ретт в нем ее не видел. И еще новая черная мантилья!
Она легла на спину, чтобы потуже затянуть корсет. Затем заплела волосы, свернув косы кольцами и спрятав под шляпку из синего бархата. Расшитая блестками полумаска скрывала все, кроме глаз.
Кареты выгружали джентльменов возле танцзала «Жимолость» и заворачивали за угол на Бьенвилль-стрит. Негр-привратник был одет зуавом: красные шаровары, короткий синий жакет, широкий красный кушак и турецкая феска, возвышавшаяся на крупной голове подобно стрелковой башне броненосца.
— Bonsoir, madame. Comment allez-vous?[56]
Привратник чуть замешкался, прежде чем принять из ее рук билет.
— Et la Maman de vous, mamselle?[57] Вы не заблудились?
Может, прибыли не по тому адресу?
Тут вдруг возник знакомый по гостинице молодой человек, не оставляющий ее своим вниманием, и взял Скарлет под руку.
— Вижу, вы получили мой билет.
Он отпустил какую-то искрометную шутку по-креольски, привратник расхохотался и пропустил их внутрь.
Поднимаясь по широкой лестнице, покрытой ковром, Скарлетт спросила:
— Что вы ему сказали?
— Нескромную шутку. Боюсь, на ваш счет.
— Как вы посмели!..
Они остановились на бельэтаже перед белыми дверям.
— Миссис Батлер, вы хотите попасть на бал квартеронок?
— Да, но…
— Тогда, мадам, прошу…
И молодой человек раскрыл перед нею двери.
Стены танцзала «Жимолость» были обшиты белыми с золотом панелями, высокие окна выходили на балкон кованого железа, где джентльмены могли курить. В дальнем конце зала располагались столы с закусками и напитками.
Неподалеку от них она заметила Ретта: он был погружен в беседу с мулаткой средних лет в темно-коричневом платье.
Спутник Скарлетт исчез.
Она ожидала чего-то порочного, возможно, даже канкана, а этот бал ничем не отличался от прочих, разве что им заправляли матроны-негритянки.
Белые джентльмены танцевали с молодыми женщинами и обменивались любезностями. Кресла с подушками по обеим сторонам балкона занимали внимательные сопровождающие. Все девушки были светлокожи и хорошо воспитаны.
Оркестр заиграл «Голубой Дунай», новый вальс господина Штрауса, вошедший недавно в моду.
— Mamselle, si vous plais?[58]
Джентльмен, склонивший перед Скарлетт голову, был моложе ее, но уже лыс.
— Прошу, по-английски, — сказала она.
Ступив на паркетный пол, Скарлетт словно вновь перенеслась в беззаботную юность. Черт с ним, с замужеством, и с Реттом Батлером тоже! Сегодня она будет наслаждаться жизнью — вот только если бы партнер еще умел танцевать.
Он двигался скованно, отставал от музыки на такт и к тому же беспрестанно извинялся!
