Вивьен Воган - В сетях обмана и любви
– Нет, я не это имел в виду. Просто она не подходит… жене! Ты моя жена, а не какая-то шлюха, танцующая в кабаках!
Молли дотронулась до мягкого кружева.
– Ты дарил такие вещи шлюхам?
– Нет, – ответил он быстро, – я никогда не дарил никому что-либо подобное.
– Я рада, Рубел, – она протянула руку.
Он дотронулся до ее руки, как робкий ребенок. Его щеки покрылись красными пятнами, глаза бесцельно блуждали, отказываясь открыто встретиться с ее глазами.
Вдруг Молли поняла, почему! Или ей показалось, что поняла? Кровать! Единственный раз он сидел на ней, когда она прогнала его.
Молли потянула Рубела к постели. Когда они остановились возле, она отпустила его руки и взобралась на середину большой кровати из орехового дерева, утопая в пуховом матраце.
– Рубел, я счастлива, что мы никогда не занимались любовью на этой пуховой постели… до дня нашей свадьбы.
Он глубоко вздохнул. Рубел посмотрел ей в глаза и выдержал ее взгляд, полный страсти и смущения.
– Иди, – позвала она, – иди ко мне. С сегодняшнего дня это наша кровать.
Он сглотнул слюну. Не отрывая от нее глаз, он придвинулся к кровати, присев на край, будто сидел у постели больного человека. Молли потянулась и погладила его щеку.
– Я родилась в этой кровати, – она рассмеялась. – Мои родители, возможно, зачали меня в ней.
Его глаза широко раскрылись. Молли дотронулась мягкими пальцами до его губ, позволив ему захватить ее палец губами. Ее сердце забилось от неожиданных ощущений, когда язык Рубела коснулся ее пальца.
– Здесь мы сможем зачать и наших детей, – отважилась она заметить после паузы. – Начнем, а?
Рубел придвинулся к ней ближе, прижал к своей груди, провел широкой ладонью ей по спине и склонил ее голову к своему плечу.
– Молли, Молли, прости меня за ночную сорочку.
– Тебе не нравится? – снова спросила Молли.
– Мне нравится, но… я думаю… ты ведь моя жена… Моя жена! А я купил тебе ненужную, вызывающую вещь, которая, скорее, могла бы принадлежать шлюхе.
Подняв голову, Молли потянулась и поцеловала его влажными, страстными, настойчивыми губами. Она целовала его до тех пор, пока не почувствовала, что его тело отвечает на ее поцелуй. Он заерзал в нетерпении на кровати. Когда им обоим уже не хватало воздуха, Молли усмехнулась:
– Я, конечно, твоя жена, Рубел Джаррет, но что-то я не слышала, чтобы в церковной службе говорилось, что мы не должны наслаждаться утехами любви.
Ее страстность раскрепостила его, и они наслаждались радостями плоти. Его большие ладони свободно скользили по прозрачному тонкому кружеву, чувствуя нервную дрожь соблазнительных изгибов ее тела и разливающийся под легкой тканью жар.
Ее соски напряглись, и он ласкал их губами через сорочку. Когда, наконец, Рубел откинулся на спину, внимательно вглядываясь при неярком свете лампы в ее раскрасневшееся лицо и припухшие губы, Молли могла сказать определенно, что его скованность исчезла окончательно.
Рубел принялся расстегивать пуговицы на своей рубашке.
Она остановила его:
– Дай я!
Молли сама расстегнула пуговицы и стянула с него рубашку. Казалось, он этого даже и не заметил, о чем-то сосредоточенно думая. Молли пробежала руками по его груди, ее пальцы запутались в каштановых волосках. Она почувствовала жесткие кончики его сосков и вдруг вспомнила о своем любопытстве, испытанном однажды… так давно!
Уткнувшись лицом в волосы на его груди, она провела языком вокруг его сосков, потом захватила губами один из них, целуя его и лаская. Дрожь, которой откликнулось его тело, была ответом на ее вопрос. Молли улыбнулась, подняв лицо к лицу Рубела.
– Если ты не хочешь в жены шлюху, то ты не на той женщине женился.
Он тепло посмотрел на нее.
– Я женился на той женщине, Молли, любимая. Позволь мне в этом убедиться.
Он стянул с нее кружевную сорочку через голову, опрокинул Молли на спину на пуховую постель ее матери и любил ее так, как никогда раньше он не любил ни одну женщину.
Покрыв ее поцелуями с головы до пят, он ласкал языком и губами ей грудь и живот, в то время как она извивалась и стонала под его ласками. Он довел ее до высшей точки наслаждения ртом, губами, языком, сияя от удовольствия, исследуя ее тело до самых сокровенных глубин.
И когда он поцеловал ее в губы и вошел в нее, он знал, что теперь, наконец, он дома, в том единственном месте, с которым он связан и где он хочет прожить всю жизнь.
– Как насчет того, чтобы остаться в Блек-Хауз?
– И не поехать в Новый Орлеан? – дразнила она.
– Для меня Новый Орлеан… – его дыхание становилось затрудненным, когда он ускорял темп и углублялся в нее, – … в твоих объятиях… в твоем теле…
Молли блаженствовала в его объятиях, ощущая восхитительную близость его тела, нежного и чувственного, горячего и сильного.
– А за что любишь теперь?
Рубел притянул ее к себе и снова начал долгое и неторопливое восхождение к вершине страсти.
– За то, что нам с тобой сейчас очень хорошо на пуховом матраце.
Позже, много времени позже, они снова лежали в изнеможении в объятиях друг друга.
– Прости, я не сделала тебе подарок, – вздохнула Молли.
Рубел приподнялся на локте и нежно поцеловал жену.
– Ты сделала мне подарок, Молли, любимая. Ты сделала мне самый большой подарок, который может только сделать женщина, – его взгляд потускнел. – Я принимал его и оставлял дважды.
Она нежно и ласково погладила ему лицо.
– Но ты возвращался. Дважды.
Она вспомнила про письмо. Спрыгнув с кровати Молли открыла ящик шкафа, сунула руку под стопку белья и нашла там оба конверта: договор о продаже Блек-Хауз и письмо, написанное ею Рубелу по требованию детей.
– Клитус устроил продажу моего дома компании «Харвей».
Рубел встал с кровати и подошел к ней. Взяв договор у нее из рук, он посмотрел ей в лицо, ожидая объяснений.
– Это был единственный выход, который я отыскала, чтобы… чтобы…
Молли заметила, как напрягся его кадык, желваки заходили у него на скулах. Рубел разорвал договор. Молли с опаской передала ему другой конверт.
– Это письмо, которое заставили меня написать тебе дети.
Когда она развернула письмо, то увидела перед собой чистый лист бумаги без единого чернильного пятна.
Рубел взял свой пиджак и вытащил письмо из кармана.
– Ты это собиралась показать мне?
Молли внимательно посмотрела на письмо, написанное ее собственной рукой, но внизу было дописано почерком Линди: «Рубел, Молли любит тебя, и мы любим. Пожалуйста, приезжай». А еще ниже стояли подписи детей. Там было и аккуратно выведенное имя Тревиса, из чего Молли заключила, что письмо они отправили уже давно.
