Элизабет Стюарт - Роза и лев
Роберт вдруг ощутил, что она разгневана и подобна туче, которая может метнуть в него молнию.
— Да, он держит меня в плену. Да, он лишил меня оружия и коня. Да, он отказывается взять за меня выкуп. Но плясать под свою дудку он меня не заставит. — Он осекся и добавил уже менее решительно: — Пока еще он не смог меня сломить.
— А если сможет? — бесстрашно спросила Джоселин. — Уговорит предать Стефана. Он сохраняет вам жизнь, потому что мертвый вы для него вдвое опасней, чем живой. О вас будут слагать новые легенды как о верном рыцаре, не предавшем своего короля.
— Тогда пусть он казнит меня, — попытался прервать ее Роберт.
— Тогда вы потеряете не только свою жизнь, милорд. Вы потеряете и меня.
Говоря это, она вспомнила плотоядную улыбку Генри. Она посмотрела на Роберта и ощутила безумную жалость к нему.
— Простите меня, Роберт! Бог наказал вас тем, что дал вам в жены такую дурочку, как я. Мне бы надо отрезать свой язык.
Роберт заключил ее в объятия.
— Нет, Джоселин, не надо укорять себя. Ты имела право так сказать. Но не надо отчаиваться. Пусть будет хмурым рассвет, но эта ночь сулит нам счастье.
Она наслаждалась поцелуями Роберта и его ласковыми нежными прикосновениями. Свечи догорали в подсвечниках, и скоро в шатре наступит полная тьма, и в этой тьме Роберт де Ленгли овладеет ею, и пусть это будет в последний раз, но ради этих мгновений, или минут, или часов ей стоило родиться на свет Божий, чтобы ощутить себя женою возлюбленного супруга.
Утолив свою страсть, они уснули наконец, застигнутые приливом нежности.
Ее пробудил какой-то неясный шум, чьи-то слова, шаги, хихиканье…
— Не тревожься, дорогая, — шепнул ей Роберт, — это происходит смена караула.
Она уткнулась подбородком в его плечо, и ей опять стало уютно.
— Я привык к этим звукам за время заключения.
— Вас всегда так усиленно сторожат?
— Не спускают с меня глаз. Причем в охране не англичане, а личная гвардия Генри — сплошные анжуйцы. — Роберт тихонько рассмеялся. Его дыхание щекотало ей ухо. — Генри Анжу переполошился, узнав, что английские полки приветствовали Нормандского Льва, когда Честер тащил меня на веревочной петле по дороге из Тетбюри. Одно хорошо, что здесь собрались вместе и Честер, и Робин Лестер, и сам Анжу. Все хотят наложить лапу на мои наследные земли, все грызутся за право прикончить меня, и поэтому я до сих пор жив. Каждый из них хочет, чтобы гибель выглядела как не дело их рук, а как несчастный случай. Вот и сейчас — не желает ли отравить меня дружище Генри? Видишь, он прислал нам пищу и вино!
В сумраке Джоселин разглядела накрытый невидимыми слугами стол.
— Нам ничего не остается, как вкусить этих явств. Впрочем, в компании с тобою мне отравление не грозит. Генри не упустит возможности затеять игру с женщиной, которая ему приглянулась, и не будет торопиться отправить ее на тот свет.
— Ваши намеки оскорбительны, Роберт.
— К сожалению, это не намеки, а печальная правда. Нет-нет, умоляю, только чтобы это произошло у вас не с Генри! — воскликнул он с искренней болью.
— А если, заманив его в ловушку, я смогла бы спасти вас?
— Нет, только не такой ценой!
«Вероятно, между ним и Генри стоит мрачная тень умершей Маргарет», — догадалась Джоселин.
В припадке безумной ревности она внезапно осмелилась сказать, даже не задавая вопрос, а утверждая:
— Ваша Маргарет отдавалась ему.
Она решилась нанести удар человеку, который всегда отвечал ударом на удар. Но именно этим она его и обезоружила. Роберт понял, что настало время исповедоваться перед своей супругой.
— Это произошло в Манте, — начал он едва слышно свой рассказ. — Аббат Клер де Вуа устроил нашу встречу — анжуйцев со мной и моими союзниками, надеясь положить конец нашей бесконечной драке. Генри было тогда всего шестнадцать лет, но он выглядел даже получше, чем сейчас, и уже знал, как управлять страной и людьми и как держать себя с князьями церкви, со знатными рыцарями и… с женщинами. Уверен, что вы успели убедиться, мадам, как ему трудно отказать в повиновении.
Джоселин промолчала, и Роберт продолжил свою исповедь:
— Я был так глуп, что согласился на просьбы Маргарет взять ее с собой на переговоры. Может быть, у нее в душе уже зрел замысел… К тому времени я успел возненавидеть ее… Но чем больше ненавидел, тем сильнее желал обладать ею. Как мне объяснить вам, Джоселин, это чувство? Ненависть и любовь — две колдовские субстанции, которые кипят в одном дьявольском котле.
— А разве так не было вначале между нами? — осторожно поинтересовалась Джоселин.
— Нет, никогда… У нас было все по-другому. Моя страсть к Маргарет была порочна, греховна. И в этом была ее сладость. Греша, я осознавал, что грешу. Вот так люди обычно обрекают себя на вечные муки…
Он замолчал надолго, и Джоселин уже подумала, что разговор окончен и между ними возникла преграда, которую она сама соорудила, заставив Роберта погрузиться в воспоминания. Но как ей было необходимо узнать всю истину! Может быть, так ей удастся освободить Роберта от душевного гнета, довлеющего над ним.
— И что случилось, когда вы увидели их вместе? Как вы поступили?
— А как я, по-вашему, должен был поступить? — Он рассмеялся, но смех его был горек. — Я выкинул Генри нагишом из моей постели и отлупил, как щенка… Я бы забил его до смерти, но со мной был Джеффри. Он оттащил меня, крича, что я не имею права убивать безоружного шестнадцатилетнего юнца, который к тому же прибыл в Мант на мирные переговоры под эгидой святой церкви.
«Значит, и Джеффри посвящен в эту жгучую постыдную тайну! И у Генри Анжу с ним тоже особые счеты».
— Но не его вмешательство меня остановило! В тот момент мне было на все наплевать — на призывы к милосердию, на все обычаи и законы, Божьи и человеческие. Мальчишку спасла Маргарет. Она восседала голая на развороченной постели и… хохотала. Пока мы трое — я, Генри и Джеффри — катались по полу, вопили, махали кулаками, эта дьяволица смеялась, как будто ей показывали дурацкий фарс в ярмарочном балагане. Ей было очень смешно, и я понял, что она это все и подстроила, чтобы унизить… и уничтожить меня.
Роберт застыл с открытым ртом, словно ему не хватало воздуха. Но, начав исповедь, он уже не мог не довести ее до конца.
— Итак, я позволил Генри схватить свои одежонки и удрать. А Маргарет все хохотала. Она уже захлебывалась от смеха, но не могла остановиться. Так, смеясь, она поведала мне, что Генри лишь один из многих, что я никудышный муж, и ей приходится приглашать к себе любовников, которых перебывало у нее уже целый легион. Она называла мне их имена, десятки имен… И это были мои близкие друзья! Я не хотел больше слушать, я закричал, что мне безразлично, с кем она совокупляется. Пусть хоть с самим дьяволом! Я крикнул, что между нами все кончено. Я ускакал, я покинул Мант, я благодарил небеса за то, что у меня уже есть сын и мне не надо больше прикасаться к этой ведьме.
