Николь Фосселер - Время дикой орхидеи
– Отец все еще мечтает о том, чтобы ты тоже подключился к фирме.
Дункан бросил на него быстрый взгляд ураганных глаз:
– Я знаю.
Они молча покачивались на речных волнах, наблюдая за искристыми стрекозами, которые с шорохом пролетали мимо.
– Смотри, – голос Дункана, низкий и слегка шероховатый, был чуть громче выдоха. – Там.
Взгляд Дэвида проследил за указательным пальцем брата. Он невольно задержал дыхание, когда зимородок с кобальтово-синим и оранжевым оперением молнией метнулся в реку и тут же снова воспрянул из воды, скрывшись в зарослях.
Братья с улыбкой переглянулись. Дэвид сел:
– Дай мне погрести.
– Тебе, сухопутной крысе? – Глаза Дункана посветлели, переливаясь перламутром. – Ты даже не знаешь, как управляться с уключинами.
– Только не задавайся, что ты родился на свет с перепонками водоплавающего.
Дункан, запрокинув голову, рассмеялся.
Если Дункана и обижало, что в Англии он становился предметом насмешек из-за своих сросшихся пальцев, виду он не показывал. Задрав повыше подбородок, с безучастным лицом он настаивал на том, что благословлен морскими богами и потому может плавать быстрее всех. А если слов было недостаточно, он действовал кулаками, нередко с поддержкой Дэвида, что не раз навлекало на них обвинения.
Дэвид подался вперед, схватил Дункана за руку и лягнул его в ногу:
– Освободи место, слышь!
– Даже не думай!
Смеясь и поддразнивая друг друга, они затеяли возню, борясь за место на веслах. Лодка закачалась, потом накренилась, но они и не потрудились ее выровнять. С довольными воплями упали за борт и продолжали потасовку в прохладной воде.
– Вот тебе, крыса ты сухопутная!
Дункан с натугой вдавил брата под воду, а тот обвил его руками и увлек за собой.
Отфыркиваясь и смеясь, они вынырнули и приходили в себя на плаву. Дункан убрал со лба мокрые волосы и прислушался.
– Ты слышал?
– Что? – Дэвид вытряхивал воду из уха.
– Как будто птица, – пробормотал Дункан и огляделся.
Черные миндальные глаза. Улыбаясь и улюлюкая, высоко на дереве у самого берега. Листья ходили ходуном вокруг девичьего личика цвета светлого чая. Лицо как орхидея.
– Эй, ты там! – со смехом крикнул Дункан.
Тонкие пальчики прижались к розовым губам. Девчушка прыснула, и смех ее был тонкий и звонкий, как пение птицы.
– Эй, я тебе говорю! Ты там, наверху!
Личико исчезло. Ветки дерева задрожали и закачались; отмершие листья посыпались вниз и парили над водой, пока девчушка проворно и ловко, как обезьянка, перебиралась с ветки на ветку, потом немного сползла по стволу и с большой высоты спрыгнула вниз, на землю. Тут же сорвалась с места и босиком побежала от них по саду, на ней трепетали просторные голубые штаны и свободная блуза с вышивкой в цветочек, длинная коса рассекала воздух, как бич.
– Ну, погоди! – Дункан вразмашку поплыл к берегу.
– Что ты делаешь? – Дэвид поймал его и потянул назад. – Куда ты ломишься на чужой участок!
Дункан молча таращился вслед девчушке, и задорный взгляд, какой она метнула в него на бегу через плечо, ее смех попали ему в самое яблочко.
– Давай поплыли назад. – Дэвид примирительно похлопал его по спине. – А то я проголодался.
Дункан то и дело оборачивался, а Дэвид греб вниз по течению.
Там был просторный сад, со старыми деревьями и пышно цветущими кустами; две маленькие скорлупки лодок были пришвартованы к причалу из дерева и камня. С берега на речку выглядывал домик китайского обличия, изогнутая крыша из яркой черепицы с драконами на углах; каменные львы с оскаленными зубами несли вахту перед домиком. В глубине участка на некотором расстоянии он смог различить между деревьев больший дом, чисто-белый как из чунама, с красной черепичной крышей. С изрядного расстояния ему почудился многоголосый смех и крики какаду, но девушку он больше так и не увидел.
– А ну-ка быстро выбрось это из головы.
Дункан уклонился от строгого взгляда брата.
– Она же еще школьница! Да еще и китаянка. Не очень хорошая идея в Сингапуре. Не для чего-то прочного.
Однако эти черные миндальные глаза так и впечатались в память Дункана. Этот озорной взгляд, энергия жизнелюбия девочки и ее очаровательный смех он унес с собой в море.
Воспоминание, которое через несколько месяцев поблекло, но не погасло.
29
Мир изменился.
Он стал меньше, вертелся вокруг своей оси быстрее, с деловитым, неостановимым сердцебиением, продвинувшись далеко вперед от стремительного прогресса этих лет.
Суэцкий канал и новые высокоскоростные пароходы за более короткое время доставляли товары и людей из одного места мира в другое.
И многие пути вели при этом через Сингапур.
Сингапур называли Ливерпулем Востока из-за огромного оборота грузов в постоянно растущих портах, в первую очередь угля для прожорливых топок пароходов. За немногие годы стремительно выросли товарообороты. Давно лопнули рамки того, на что уповали когда-то торговцы из числа первых – такие, как Гордон Финдли и, пожалуй, мечтал сэр Стэмфорд Раффлз в час рождения города.
Такие происшествия, как большой пожар на угольном складе Танжонг Пагар Док Компани или один-другой экономический провал, были не более чем шишка, которую набиваешь от столкновения, шрам, который получаешь от царапины; пустяковые раны, которые могут сегодня быть, а завтра забыться.
Поездки по всему миру стали не только более короткими, но и комфортабельными и прямо-таки общедоступными. И для тех, кто ехал из Европы в Азию, Австралию или Новую Зеландию и обратно, на пути лежал Сингапур. Восемь респектабельных отелей, из которых не один заслуживал обозначения первого класса, давали возможность несколько дней передохнуть от долгого путешествия. Осмотреться в этом большом, красивом, богатом городе, предлагавшем экзотику во всех видах и вместе с тем изысканный колониальный образ жизни.
Сингапур стал Чаринг Кроссом Востока, Клапам Джанкшн Азии, как оба английских пересадочных узла, удобным, обкатанным и удивительным.
И Малаккский полуостров придвинулся ближе к Сингапуру. Дикая, заросшая джунглями земля, богатая оловом, покрытая необозримым и поразительным для европейского глаза переплетением племен и султанатов. В переговорах с отдельными из этих султанатов британцы перебрасывали через пролив Джохор крепкие швартовые канаты и надежно закрепляли их договорами.
Сингапур был уже не одиноким островом на краю света, а трудолюбивой шестеренкой в большом механизме всемирной торговли, на которой процветали и Финдли и Бигелоу. Фирма переживала второй расцвет и обеспечила семье беззаботные годы.
