Шеннон Дрейк - Королевское наслаждение
— Как мило!
Даниэлла была рада, что сидит: восклицание Адриана прозвучало так неожиданно, что если бы она стояла, то у нее непременно подкосились бы ноги. Она резко обернулась и увидела, что Адриан удобно расположился в большом кожаном кресле рядом с камином.
— Адриан!
— К вашим услугам, любимая, — отозвался он. Муж сидел развалясь в кресле, и его золотистые глаза, подсвеченные огнем камина, внимательно следили за Даниэллой. На Адриане были обтягивающие бриджи, рубашка, туника с вышитым красным гербом и башмаки.
Даниэлла медленно поднялась с ковра, чтобы не смотреть на мужа снизу вверх. Адриан даже не пошевелился, а продолжал молча наблюдать за ней. Постепенно на его лице появилась небрежная улыбка.
— Вы скучали по мне? — спросил он.
Даниэлла игнорировала его вопрос и только тяжело сглотнула, чувствуя, как у нее засосало под ложечкой.
— Что я делаю в Кале? — спросила она.
— Гостите у сэра Тимоти, — небрежно ответил Адриан.
— Я здесь пленница. Моя дверь всегда заперта.
— Вас не должно это удивлять.
— Король Иоанн тоже пленник.
— Да, и мы надеемся, что он останется им надолго.
— Но какой вред могу причинить вам я?
— Боюсь даже думать об этом.
Даниэлла молчала, уставившись на ковер из медвежьей шкуры, затем снова посмотрела на Адриана, стараясь никак не обнаружить свое волнение.
— Что будет с королем?
— С Эдуардом? Народ воздаст ему по заслугам за эту великую победу.
— Вы прекрасно знаете, что я спрашиваю об Иоанне.
— Его привезут в Лондон как пленника и запрут в башне.
— Меня тоже запрут в башне как пленницу?
— Нет, — ответил Адриан. — Напрасно вы волнуетесь за вашего Иоанна. Он будет пленником до тех пор, пока за него не заплатят выкуп. Но он не только пленник, он еще и гость короля Эдуарда. Я сомневаюсь, что Иоанну будет плохо в плену.
— Тогда… Что будет со мной?
— Вы покинете Францию.
— Поеду в Лондон? — спросила Даниэлла, чувствуя, что бледнеет.
— В Шотландию.
Шотландия! Его родина. Вдали от всего и всех. Бесплодная гористая страна. Там Мак-Аахлан оставит ее одну.
— А почему не в английское поместье моего отца? — прошептала Даниэлла.
— Надо подумать.
— Когда мы отъезжаем?
— Рано утром.
Адриан поднялся, и только сейчас Даниэлла заметила, что волосы у него влажные. От него приятно пахло мылом с запахом сосны. Он принял ванну где-то в другом месте, в этой комнате не было ни единой его вещи, и Даниэлла с тоской на сердце поняла, что муж теперь живет отдельно от нее. Ей захотелось броситься к его ногам, закричать, что она никогда не делала ему ничего плохого, что она несчастна, что ей жаль короля Иоанна и Францию, что она переживает за себя и за него, потому что их брак превратился в непрерывную войну.
Но она не бросилась к ногам мужа и не закричала, а все продолжала неподвижно стоять, немного нервничая под его пристальным взглядом.
— Вам надо хоть немного поспать, — сказал Адриан. — Я слышал, вы себя неважно чувствуете.
— Я чувствую себя прекрасно.
— Монтейн рассказывала Дейлину, что вас часто тошнит.
— Монтейн не имеет никакого права говорить обо мне с Дейлином.
— Они беспокоятся за вас.
— Я благодарна им за их заботу, но я чувствую себя прекрасно и не хочу, чтобы они сплетничали обо мне.
«Скорее бы он ушел», — думала Даниэлла. В этот момент она не испытывала тошноты, но готова была в любую минуту разрыдаться. Все вышло просто ужасно. Муж разговаривал с ней как совершенно посторонний человек. У нее не было ни тени сомнения, куда он пойдет, оставив ее в довольно удобной, но все-таки тюрьме, и это было мучительно.
Адриан продолжал наблюдать за женой, его золотистые глаза блестели.
— Хорошо, что вы здесь, — сказал он. — Я боялся, что вы убежите из Авийя.
— Напрасно боялись. У меня не было ни малейшего желания убегать оттуда. Авий — мой дом, и я должна жить там.
— Вы хотите сказать, что, оставаясь в Авийе, вы бы не побежали опять в «Сухое дерево»? — спросил Адриан, слегка наклонив голову.
— Я дала клятву моей матери, что буду всегда верна королю…
— Ах, миледи, я уже столько слышал о ваших злополучных клятвах! Не кажется ли вам, что вы их давно выполнили и вам пора сдержать клятву, данную мне?
Даниэлла глубоко вздохнула, пытаясь унять дрожь.
— Я пообещала священнику, что если это будет в моих силах, то спасу жизнь короля Иоанна. А рыцари во дворе замка грозились убить его, Адриан.
— Тот священник вовсе не был священником.
— Все равно я поклялась перед Господом нашим спасти жизнь короля Иоанна. Откуда мне было знать, что тот человек не священник? Если бы вы оставили меня дома, в Авийе…
— Вы и так, леди, едете домой.
— Это не мой дом…
— Тогда постарайтесь сделать его своим, — резко оборвал ее Адриан. — Ложитесь спать, — приказал он и вышел из комнаты.
Даниэлла услышала звук задвигаемого засова. На прикроватной тумбочке лежало несколько книг, и графиня одну за другой запустила их в дверь. Даже такие небольшие усилия утомили Даниэллу, и она села на кровать, едва сдерживая слезы. Будь он проклят! Куда он пошел сейчас и где проводил все ночи, пока они были в разлуке?
В конце концов она легла и быстро уснула. Она проснулась от того, что кто-то подушечками пальцев осторожно водит вдоль ее спины. Она замерла, боясь пошевелиться: а вдруг в ее комнату проник кто-то чужой и лег рядом с ней? Но вскоре по легким прикосновениям, таким осторожным и нежным, она поняла, что это Адриан. Только он мог так ласкать ее, когда хотел. Его рука скользнула ей под рубашку, и пальцы спустились к ягодицам, очерчивая их упругую округлость. Затем он обнял жену и, крепко прижав к себе, стал ласкать ее груди и нежно целовать плечи. Даниэлла чувствовала, как Адриан постепенно возбуждается, его плоть становится твердой… И наконец он вошел в нее.
Едва не вскрикнув, она затаила дыхание и старалась не шевелиться. Но они так давно не были вместе… и ей сейчас было так хорошо… Даниэлла придвинулась к нему еще ближе и несмелыми движениями стала помогать ему, пока не достигла вершины блаженства. Он не стал выходить из нее, и они лежали, будто слившись воедино, довольно долго. Она лежала к нему спиной, боясь пошевелиться.
— Ты ничего не хочешь мне сказать? — спросил Адриан. Как бы ей хотелось, чтобы он не говорил, не нарушал блаженную тишину ночи, чтобы они вот так лежали до самого рассвета, забыв о своих дневных баталиях…
— А что я должна тебе сказать? — прошептала она в ответ.
— Ну, например, что ты рада видеть меня живым и невредимым, что мне не проломили голову во время сражения. Или сказать, хотя бы из христианского милосердия, что ты рада, что я не сложил голову на поле брани, сражаясь с милыми твоему сердцу французами.
