П. Паркер - «Великолепный век» Сулеймана и Хюррем-султан
Сулейман стиснул кулаки, стараясь унять охватившую его дрожь.
Гиацинт подвел ослика под балдахин величественных деревьев. По пути к Воротам церемоний им пришлось пройти сквозь строй молчаливых янычар. Увидев любимого, Хюррем под вуалью просияла. Радостное волнение охватило ее, когда ослик остановился под широким балдахином и Сулейман подхватил ее на руки. Глубоко вздохнув, она стала мечтать о том, чтобы поскорее прикоснуться пальцами к его обнаженной коже. Когда ее туфли коснулись мраморных плит двора, она нагнулась, поцеловала султану руку сквозь вуаль и подняла глаза к его улыбающемуся лицу.
Крепко взяв ее за руку, он повел ее в ворота. Они прошли Третий двор Топкапы и направились в Четвертый. За ними следовали Ибрагим и сановники; они прошли по величественному летнему парку к красивому павильону, воздвигнутому в древней роще специально по случаю их свадьбы. Над трепещущим шелковым балдахином высились огромные деревья; по бокам пестрели тюльпаны и хризантемы. У подножия павильона Сулейман остановился и коснулся губами ее губ сквозь золотистую полупрозрачную вуаль.
— Я люблю и желаю тебя все больше и больше с каждым днем, мой несравненный тюльпан, — прошептал он.
Хюррем улыбнулась в ответ; от счастья глаза ее наполнились слезами.
Их переплетенные пальцы нехотя разделились, когда они на время расстались, разойдясь по двум разгороженным половинам.
Хюррем радовалась обществу своих подруг и их веселью. Они угощались всем, что могла предложить им огромная империя. Но сама она не сводила взгляда с тени своего любимого на полупрозрачной ширме, отделявшей ее и ее спутниц от него, великого визиря и сановников, которые также поглощали экзотические яства и вина.
После наступления сумерек смех постепенно утих, веселье прекратилось. Молчание воцарилось в павильоне. Над парком поплыл азан…
Хафса и Изабель прижались к Хюррем и расцеловали ее в щеки. Она вышла в проход, разделяющий мужскую и женскую половины. Здесь ее уже ждал Сулейман. Улыбнувшись, Хюррем прижалась к любимому. Сулейман взял ее за руку, любуясь ее красотой, которую не могла скрыть вуаль.
Они стояли одни в проходе из тонкой золотой материи, которая развевалась вокруг них в теплом летнем ветерке.
Оба обернулись, когда к ним приблизился имам. Впрочем, слов, которые произносил священнослужитель, Хюррем почти не слышала. Она прижималась к своему любимому. Его стать и сила доставляли ей ни с чем не сравнимое удовольствие. Она не могла отвести взгляда от завитков его волос и гладко выбритых щек. Изгиб его влажных губ доводил ее до исступления…
Имам объявил их мужем и женой. Ночь огласилась шумом, фейерверками, музыкой. Гости захлопали в ладоши, принялись восторженно поздравлять их. К ним присоединились сотни тысяч стамбульцев, толпящихся на улицах за стенами дворца, эхо от их криков поплыло по воде над Золотым Рогом и Босфором.
Хюррем была на верху блаженства, когда Сулейман обнял ее и крепко-крепко прижал к себе. Он закружил ее и прошептал ей на ухо:
— Я люблю тебя, Хюррем, больше чем жизнь или даже мою империю!
Хасеки-султан, жена султана Сулеймана, — теперь, несомненно, самая влиятельная женщина на свете — обняла его в ответ и покрыла его лицо поцелуями.
— Любимый мой! — воскликнула она.
Пока гости продолжали пировать и праздновать, Сулейман поднял жену на руки и отнес в их покои. Они не сводили друг с друга глаз, когда он поднимался по усыпанным гравием дорожкам, пересекал мраморные террасы и спешил в их покои. Хюррем выскользнула из объятий мужа и, подойдя к дивану, упала на него. Сулейман последовал за ней и опустился на колени на ковер у ее ног. Держа ее за руку, он шепнул:
— Можно снять с тебя вуаль, мой тюльпан?
— Нет, — прошептала Хюррем.
Сулейман наклонился и поцеловал ей руку.
— Можно снять с тебя вуаль, о сад райских наслаждений?
— Нет, — снова прошептала Хюррем, качая головой. Глаза ее лукаво сверкнули.
Сулейман улыбнулся и куснул ее за палец. Услышав шорох, он обернулся. К ним приближался Давуд. Хюррем следила, как Давуд опускается на колени рядом с ее мужем. Султан положил руку на плечо Давуду, и два ее любимых мужчины хором спросили:
— Можно снять с тебя вуаль, о свет нашего величайшего желания?
Хюррем молча кивнула в знак согласия.
Глава 107
На седьмую ночь торжеств по случаю свадьбы Сулейман и Хюррем рука об руку прогуливались по парку Топкапы, направляясь к маленькой дворцовой гавани. На волнах подпрыгивал султанский каик. Деревья вокруг них украшали разноцветные фонарики, весело раскачивающиеся от летнего ветерка. Чернота ночного неба над головой рассеивалась сиянием миллиона звезд, то и дело меркнущих от взрывов фейерверков, которые запускали с парапетов дворца или со многих барж, стоящих на якоре вокруг мыса Сарайбурну.
Хюррем прижималась к Сулейману; они спустились по каменным ступеням и зашагали по усыпанной гравием дорожке к калитке, ведущей к морю. Впереди них бежал молодой черный евнух с криками: «Хельвет! Хельвет!» Он должен был проследить, чтобы ни один аджеми-оглан, ичоглан или другой белый мужчина не видел красавицы, идущей по парку. За ними несколько евнухов и мавританок несли все необходимое для свадебного путешествия в Эдирне. Старший евнух вел за руку юного Селима. Крепко спящих Джихангира и Баязида нес на своих сильных руках Гиацинт.
Все остановились у прохода, а затем зашагали по коридору из мерцающей ткани, ведущему прямо в каюту султанского каика. Хюррем заняла место рядом с Сулейманом; детей положили к их ногам.
Хотя полог целиком закрывал каюту, Хюррем отчетливо видела силуэт Давуда, стоящего у руля. Она слышала, как ее любимый отдает приказы матросам. Она прильнула к Сулейману и, сжав его руку, засмеялась от радости. Он коснулся губами ее губ.
Несколько ичогланов оттолкнули нос судна от причала. Блеснули золотистые весла и с плеском опустились в воды Мраморного моря. Каик, быстро набирая скорость, плавно шел на запад, не отдаляясь от побережья.
По-прежнему взрывались фейерверки, расцвечивая небо и воду яркими красками. В честь новобрачных был дан пушечный залп. Каик скользил по воде. Из каюты доносился тихий радостный смех.
Если бы кто-нибудь из находящихся на судне потрудился обернуться и посмотреть на панораму Стамбула, он бы, наверное, успел заметить среди буйства фейерверков языки пламени и клубы черного дыма, которые поднимались к ночному небу из самого центра дворца Топкапы.
Глава 108
Хафса нежилась на мягком диване в своих покоях. Она пила шербет, а евнух, сидевший перед ней на коленях, ублажал ее губами и языком. Сегодня она тоже хотела быть счастливой… Взяв в рот мундштук слоновой кости и глубоко затянувшись, она провела рукой по курчавой голове, приникшей к ее лону.