Мэриан Палмер - Белый вепрь
Верхушку холма осветила луна. Перед ними выросли стены Эбингдона{151}, над которыми, прорезая сгустившиеся сумерки, покачивались фонари.
— А как король? — понизив голос, спросил Филипп.
— Мне кажется, у него разбито сердце, — повернувшись к кузену, ответил Фрэнсис.
Путники переночевали в Эбингдоне, а на следующий день были уже в Бэнбери. Вскоре они слились с огромной массой конных и пеших — на рукавах у всех виднелась эмблема Ловелов — изображение борзой. В Ланкастер прибыли вовремя, соединились с королевскими войсками и вместе двинулись в Ковентри.
Бэкингем выехал, из Уэльса с большим войском, однако набрано оно было кое-как: воевать людям, судя по всему, вовсе не хотелось, и при первой же возможности они начали разбегаться. Из графств подкрепление так и не пришло. Погода тоже не радовала: который день шел проливной дождь. Кроме того, исчез епископ Мортон, которого Бэкингем взял с собой для укрепления духа своих вояк и в качестве личного советника. От отчаяния герцог пустил было слезу, но, опомнившись, оседлал коня и умчался в неизвестном направлении. Семья, у которой он нашел приют, была небогатой, а в награду за беглеца обещали тысячу фунтов. Вот и доставили герцога Бэкингема по назначению на следующий день после приезда королевской армии в Солсбери.
На нем было жалкое рубище, в котором он, не успев переодеться, бежал.
Солдаты короля стали лагерем на возвышенности недалеко от Солсбери. Приближенные Ричарда расположились в самом городе, в большом доме со шпилями напротив собора. Те, кому не хватило места, разместились по соседству, в торговом центре. Все очень устали. Хотя угрозы из Уэльса больше не было, переход из Ланкастера оказался трудным, и предстоял еще один, ибо Вудвилы, не успокоившись, затевали что-то в Девоне. Теперь они возлагали надежды на Генри Тюдора. За эти сведения королевским военачальникам следовало благодарить Бэкингема — он с удивительной готовностью и охотой рассказывал о возможных шагах своих недавних соратников. Он так подлизывался и унижался, что многим из окружения Ричарда было неловко. Только это ему ничуть не помогло. Суд был короток — приговор беспощаден. Через несколько часов на рыночной площади была установлена плаха.
Наступил вечер, подул свежий ветерок. Стук молотков на площади стих, но мерный звук этих страшных ударов словно преследовал собравшихся в доме напротив собора. Приближенные Ричарда переговаривались вполголоса, то и дело поглядывая на пустое королевское кресло и плотно закрытые двери покоев Его Величества. Вскоре после ужина к лорду-камергеру подошел слуга и что-то прошептал ему на ухо. Фрэнсис, которому явно стало не по себе, отрицательно покачал головой. Слуга продолжал умоляюще смотреть на Фрэнсиса, наконец тот сдался: тихонько выругался и поднялся на ноги.
Кладовые и винные погреба находились внизу, на довольно большой глубине. Вдоль стен там стояли многочисленные бочонки с маслом и засоленным мясом. Резко пахло солодом. Фрэнсис, молча следовавший за слугой, резко остановился: в уши ударил дикий, нечеловеческий вопль. Толстые каменные стены не давали пробиться этим ужасным, душераздирающим крикам наверх, но здесь…
— Боже милосердный! — пробормотал Фрэнсис. Его спутник, видимо уже привыкший к этому, бесстрастно ответил:
— Да, милорд. И так на протяжении всего последнего часа. После того, как герцог узнал, что король не хочет его видеть. Мы подумали, надо сказать вам, чтобы лишний раз не беспокоить Его Величество.
— Правильно сделали.
Фрэнсис и его провожатый двинулись дальше. Миновав складские помещения, они вошли в просторную комнату. Напротив виднелась тяжелая дверь. Она была заперта. Стражники, расположившиеся около двери полукругом, негромко переговаривались между собой. При виде лорда-камергера они расступились.
— Заприте за мной, — кратко бросил Фрэнсис и вошел в камеру.
Бэкингем стоял на коленях рядом с кушеткой, которую поставили здесь специально для него. Услышав грохот засовов, он замер, затем резко повернулся, стараясь рассмотреть в темноте, кто пришел. Он, видно, изо всех сил колотил по двери — кожа на костяшках пальцев была содрана, из уголка рта сочилась кровь — губы были искусаны. Узнав родича, Бэкингем пополз к нему.
— Фрэнсис, — выдохнул он, — кузен, благодарение Богу, хоть вы пришли. Эти сукины дети не хотят передавать моих просьб, но вы, вы-то поможете мне, не можете не помочь.
Подобравшись ближе, он протянул Фрэнсису дрожащую руку. Не обращая никакого внимания на этот жест, лорд-камергер отрывисто бросил:
— Что вам от меня нужно?
Бэкингем смотрел на него расширенными от ужаса глазами:
— Во имя всего святого, сделайте так, чтобы я мог поговорить с королем. Всего ничего — одну лишь минуту, только два слова сказать. Лишь вы мне можете помочь, всем другим он откажет…
Вдруг он увидел, с каким презрением смотрит на него Фрэнсис. Бэкингем прильнул к его коленям:
— Фрэнсис, я ведь всегда любил вас, я хотел сделать вас по-настоящему большим человеком… Ведь вы и сами это знаете, правда? — Бэкингем схватил Фрэнсиса за руку, осыпал ее поцелуями.
Резко подавшись назад, Фрэнсис с трудом освободился.
— Послушайте, вы, жалкий Иуда! Королю докладывали о ваших просьбах, но он не желает вас видеть. Да и вообще на вашем месте я бы скорее повесился, чем предстал перед ним.
— Я хочу жить, — рыдая, произнес Бэкингем. — Пусть только сохранит мне жизнь, больше ничего не надо… — Громко застонав, он начал колотиться головой о стену.
— Меня тошнит от одного вашего вида, — негромко сказал Фрэнсис. — Только одно мне интересно — когда вы все это замыслили? И где? В Лондоне? В Глостершире, когда прощались с королем?
Бэкингем совсем поник. Слезы градом катились у него из глаз. Резко повернувшись, Фрэнсис подошел к двери и постучал. Ожидая, пока откроют, он отер куртку — Бэкингем испачкал ее своими слюнями. Сзади раздался пронзительный вопль:
— Но я ведь столько для него сделал… я верно служил ему… скажите ему… пусть вспомнит…
Дверь открылась.
Лишь поднявшись наверх, Фрэнсис смог вздохнуть с облегчением.
Герцог Бэкингем был казнен утром на рыночной площади Солсбери. Через сутки на рассвете армия двинулась на запад. Вудвилов там уже не было. Генри Тюдор приблизился было к южному побережью, но шторм разметал его флот — всего-то два суденышка. Попытки заманить Тюдора на сушу — его уверяли, что Бэкингем побеждает и ждет подкрепления, — ни к чему не привели. Даже если все обстояло бы именно так, Генри Тюдор мог довериться Бэкингему, только если бы у того была мощная военная сила. Какое-то время Тюдор еще находился около берега, он попробовал было пристать к одной бухте, потом к другой, но в конце концов повернул назад, в Бретань. Англия пусть подождет до лучших времен.
