Элизабет Чедвик - Когда струится бархат
Это был повод оставить супругов наедине. Хельвен чувствовала, что пока она не сможет ничего съесть, что бы ни предложили. Она коснулась волосиков ребенка, мягких и темных. Глазки малыша закрылись, на веках топорщились крошечные коричневато-золотистые реснички. Ручка, которой ребенок недавно размахивал, теперь лежала покойно, пальчики веером распластались на ее груди. Хельвен почувствовала беззащитность маленького существа, и сердце, сдавленное сомнениями, заныло еще и от этого нового беспокойства.
В миг рождения ребенка, когда тот выскользнул из ее тела, она думала только о совершенном над ней насилии. Но теперь рядом с невеселыми воспоминаниями в душе вдруг раскрылись и радостные, счастливые картины прошлого. Вот она лежит с Адамом, перепачканная чернилами от его пальцев. Так начиналась их светлая полоса в жизни. Вот блюдо с засахаренными сливами. А вот конюшня в Анжере, солома покалывает ее голые ноги — почти такие же укольчики она чувствовала на соломенном матрасе, где проходили роды.
Хельвен перевела взгляд с ребенка на мужа. Он сказал, что все остальное уже не имеет никакого значения, но как же быстро отдал ей малыша! Возможно, это естественная мужская реакция на что-то хрупкое и крошечное. По выражению лица Адама Хельвен не могла ничего понять, а спрашивать не хотела.
После некоторого молчания Хельвен спросила:
— Как бы ты хотел его назвать?
— Есть лишь одно подходящее имя, — пробормотал он. — Майлс.
— Да, — слегка хриплым голосом выдавила из себя Хельвен, — это должен быть только Майлс.
В комнату вернулась повитуха с большим деревянным ушатом горячей воды и охапкой просушенных и подогретых пеленок. За ней следовала Джудит.
— Адам, внизу все собрались, ждут, чтобы ты показал им ребенка, — сообщила графиня.
— Хорошо, — вздохнул Адам, взъерошивая себе волосы. Он знал, что таков его долг, но не испытывал большого желания следовать традиции — старинному ритуалу, уходящему корнями в языческие времена, когда болезненного или уродливого младенца племя или клан мог не принять с первого дня жизни. Несчастное маленькое существо уносили на высокий холм и оставляли там умирать. Когда же рождался здоровенький мальчик, то после удачного представления родственникам и домочадцам начиналось шумное и разгульное торжество. Церковь неодобрительно относилась к такому обычаю, хотя он и утратил изначально заложенную в нем варварскую жестокость. Но люди привыкли именно к такому приобщению новорожденного к миру взрослых и считали давнюю традицию обязательной и важной.
— После того как он насытится, — Адам кивнул на продолжающего активно сосать младенца. — Если забрать его прямо сейчас, он вам устроит такое представление! — Адам легонько стиснул руку Хельвен и улыбнулся. Но этот жест не дошел до сознания молодой матери, она с беспокойством смотрела на мужа.
Глава 26
Равенстоу
Элинор де Мортимер, семи лет от роду, вытянула перед собой ручку и с молчаливой гордостью стала любоваться золотым колечком с эмалью, подаренным ей в честь помолвки. Оно пришлось впору как раз для безымянного пальчика изящной ладони. В один прекрасный день Ренард наденет на этот палец настоящее обручальное кольцо, но это будет, лишь когда она станет достаточной взрослой, чтобы выйти за него замуж. А пока они только помолвлены, то есть обещаны друг другу, как в романтических сказках, которые иногда няня читала маленькой Элинор. Будущий жених подарил ей и другое кольцо. Она сможет носить его, лишь когда станет настоящей женщиной, пока оно еще слишком велико. Сначала Элинор собиралась носить большое кольцо на шее, нанизав на шелковую нить. Однако, как только они вернулись домой, отец приказал ей спрятать подарок в шкатулку.
Все взрослые по-прежнему ели и пили в зале, обсуждая совсем другую свадьбу. Какая-то Матильда вышла замуж за человека по имени Джоффри, и, кажется, кто-то очень недоволен, что эти люди решили пожениться. Элинор принялась шалить, однако никто не обращал на нее внимания, и это ей вскоре наскучило. Тогда девочка придумала, что ей нужно отлучиться в уборную и под этим предлогом улизнула, чтобы исследовать комнаты наверху. Потом, даже зная, что должна быстро вернуться, не удержалась от любопытства и, забыв об осторожности, принялась бегать, изучая каменные комнаты замка, который в один прекрасный день станет ее домом.
В одной из комнат она заметила ткацкий станок и скамеечку для вышивания. У окна на солнечной стороне лежала спящая собака. Почуяв появление незнакомки, собака подняла голову и залаяла. Сильно испугавшись, Элинор поспешила скрыться и скоро оказалась у маленькой комнатки в стене замка, которую, как она уже знала, приготовили для нее и ее няньки. В комнатке стоял затхлый запах, всюду были понатыканы пучки сушеной лаванды, чтобы отбить неприятный запах старинного камня.
Еще один короткий подъем по винтовой лесенке привел девочку в комнату графа и графини. Когда-нибудь, в далеком будущем, о котором ее детский ум не мог даже предполагать всерьез, она будет жить здесь вместе с Ренардом и станет носить титул графини.
На стене внимание Элинор привлекло дорогое сарацинское зеркало. Потрясенная прекрасным предметом, девочка благоговейно замерла перед ним, забыв обо всем от восхищения. Конечно, она уже была наслышана о таких волшебных вещах и даже как-то видела на ярмарке жалкое подобие настоящего зеркала. Но это зеркало было так гладко отполировано, такое яркое, что Элинор даже мелкие детали видела без малейшего искажения.
Из зеркала на нее смотрела девочка с длинными до пояса иссиня-черными волнистыми и блестящими волосами. На голове с особой тщательностью была прикреплена корона из живых цветов, однако заколки так и норовили выскочить. Элинор разглядывала широко посаженные золотисто-зеленые глазки, нежную кожу, немного испорченную отсутствием переднего зуба улыбку и все шаловливое выражение лица, на котором особенно примечательным был маленький вздернутый носик.
Девочка принялась танцевать перед зеркалом, замирая от счастья при виде своего льняного платья изумрудного цвета с поясом из золотистой парчи и пряжкой из настоящего золота. Ее отец печально улыбался, когда перед церемонией помолвки поправлял складки этого наряда. Охрипшим голосом он шепнул тогда Элинор:
— Деточка моя, как ты похожа на свою мать!
Элинор никогда не видела свою мать, вторую жену отца, француженку, гораздо моложе, чем он. Мать Элинор умерла от неудачных родов, едва только оправившись после появления на свет дочери. Молодая женщина оказалась недостаточно крепкой, чтобы выдержать новые испытания. Отец всегда ходил печальный, но особенно сильно загрустил в последнее время, после известия о смерти Варэна.
