Вера Крыжановская-Рочестер - Тайная помолвка
– Что с тобой, бедная Марта?! У тебя такой изнуренный и болезненный вид! – воскликнула Валерия.
Она с глубоким состраданием смотрела на бледное, взволнованное лицо своей бывшей камеристки.
– Я недостойна вашей доброты, – проговорила Марта, целуя руку княгини, – я умираю, но по милости Божьей успею исповедать мою перед вами вину и облегчить свою совесть.
«Вероятно, украла что-нибудь», – подумал Рауль, отстегивая саблю и садясь к столу. – Говорите, моя милая, и без страха сознайтесь в том, что тяготит вашу совесть, – сказал он вслух, снимая пистолет и кладя его возле себя.
Марта хотела говорить, но дрожавшие губы не повиновались, ноги ее подкашивались, и она пошатнулась.
– Прежде всего сядьте, – сказал Рауль, – и успокойтесь. Что бы вы ни сказали, обещаю вам снисходительно выслушать признание и сохранить его в тайне. Говорите же смело. Может быть, ваша вина не столь тяжела, как вам кажется.
Водворилась минута молчания. Антуанетта и Валерия с душевной тревогой смотрели на несчастную, страшное волнение которой предвещало важное открытие.
Раулю надоела эта долгая прелюдия. Он взял со стола пистолет, вынул из кобуры и от нечего делать стал его рассматривать. Наконец, Марта отерла глаза и с трудом начала свой рассказ.
– Мой покойный муж Стефан был камердинером у банкира Самуила Мейера. В ту пору мы еще не имели необходимых средств для обзаведения хозяйством. Но неожиданное предложение банкира посулило нам состояние, обеспечивающее нам независимую будущность.
Присутствующие переглянулись с удивлением. При чем в этом признании имя Самуила?
– Гнусного поступка требовал г-н Мейер и платил за него залогом, – продолжала Марта на минуту прерванную от изнеможения речь. – Мы поддались искушению, и предательство совершилось. Но Бог справедлив, рука Господня отняла у меня все, и теперь вы видите перед собой нищую, умирающую, которая пришла покаяться вам в своем преступлении… – Она зарыдала.
– Говорите же, несчастная, что вы умыслили с проклятым жидом? – гневно спросил Рауль.
Лихорадочное нетерпение охватило всех присутствующих. Теперь никто из них не сомневался в верности сообщения, но что будет дальше? Марта с твердой решимостью встала.
– Накануне того дня, когда у вас родился ваш старший сын, баронесса Мейер тоже произвела на свет сына. Не знаю, зачем банкиру захотелось обменять детей. И вот, улучив момент, когда я была одна при княгине, банкир сам принес своего ребенка к террасе, а я отдала ему взамен маленького князя, место которого и занял сын еврея.
Последовала минута зловещего молчания. Рауль задыхался. С быстротой молнии развернулась перед ним картина и весь ряд нравственных мук, бывших последствием этого предательского поступка. Несправедливое обвинение Валерии, которую спасло от публичного скандала лишь заступничество покойной матери. Его сын и наследник похищен, а воспитывал и ласкал он сына Мейера!.. Кровь бросилась ему в голову, и в глазах потемнело, рассудок его угас в припадке безумного бешенства.
– Подлая воровка! Издыхай же, как собака! – хрипло, задыхающимся голосом крикнул он и, подняв бывший в его руке пистолет, выстрелил.
Раздался тройной крик. Общее возбуждение помешало расслышать детские шаги в смежной комнате, и никто не заметил Амедея, который, приподняв портьеру, весело сказал:
– Папа, урок окончен!
Марта же, увидя направленное на нее дуло пистолета, инстинктивно откинулась в сторону, и пуля ударила прямо в грудь ребенка. При виде Амедея, упавшего, даже не вскрикнув, Валерия лишилась чувств. Князь побледнел и вскочил, безумно глядя на мальчика, который слабо шевелился в луже крови… В эту минуту Рауль уже забыл все, что слышал, и видел лишь ребенка, которого привык называть сыном и любил, как собственного… Отбросив пистолет, он кинулся к раненому.
– Амедей, милый мой, очнись! – твердил он с мучительным отчаянием, судорожно прижимая его к груди. – Боже милосердный! Не мог же я убить его!
Антуанетта усилием воли стряхнула сковавшее ее и лишившее слов оцепенение, кинулась к бесчувственной Валерии. Между тем выстрел всполошил весь дом и кабинет стал наполняться испуганными слугами. Страх, чтобы неосторожное слово князя или Марты не выдало тайны, вернул графине все ее хладнокровие. Она велела слугам отнести Валерию в ее комнату, а Марта, присевшая со страху за портьерой, была поручена Элизе, преданной камеристке княгини. Затем Антуанетта посоветовала Раулю отнести ребенка в спальню, чтобы сделать скорей перевязку. После этого графиня вызвала лакея и, сказав ему, что князь нечаянно задел курок, велела ехать в гостиницу «Франция», где находился друг семьи доктор Вальтер, и просить его как можно скорей подать помощь раненому, а потом заехать к отцу фон-Роте, сообщить ему о случившемся, а также пригласить его к князю. Сделав эти распоряжения, она поспешила к постели, куда Рауль положил ребенка, а сам в мучительном отчаянии сидел в кресле. Дрожащими руками раздела графиня раненого, обмыла рану, из которой не переставала течь кровь, и положила компресс.
В эту минуту Рудольф, бледный и расстроенный, появился в комнате.
– Боже мой! Что тут случилось? Я ничего не могу понять из болтовни прислуги, – сказал он, торопливо подходя к жене.
– Тс! – остановила его графиня, глазами указывая на князя, сидевшего с запрокинутой головой и с закрытыми глазами. – Пойдем в соседнюю комнату, и я тебе все расскажу.
– Бедный Рауль, – прошептал граф, идя за женой, но, узнав признание Марты и все, что затем произошло, сжал кулаки. – Говори после этого, что г-н Мейер – не мерзавец! Ах, негодяй! Ты дорого заплатишь за свою месть! Бедный Рауль! На его месте я сделал бы то же. Разумеется, тяжело только, что вот ребенок подвернулся под руку. Хоть это не его сын, да все равно, черт возьми! И к собаке привыкаешь, а этого мальчугана он семь лет считал своим сыном. Ужасно!
Прибытие Вальтера прервало их разговор. Старый друг был кратко посвящен в случившуюся историю и, взволнованный, пошел осматривать раненого мальчика. Пока врач исследовал раненого, Рудольф нагнулся к Раулю, по-прежнему молча и бесстрастно сидевшему в кресле, и пожал ему руку.
– Мой бедный друг и брат, мужайся, не все еще потеряно. Ребенок жив, и, может быть, его спасут; но ты не в состоянии присутствовать при перевязке. Пойдем вместе к Валерии, ее нельзя покидать в такую минуту.
Рауль встал и молча пошел за графом. Но Валерия все еще была в обмороке, и князь бросился в отчаянии на диван с глухим рыданием. А пока Рудольф приводил в чувство сестру, прибежала встревоженная Элиза. Помогая графу, она сказала, что у Марты, по приходе к ней в комнату, хлынула горлом кровь и она упала в обморок, а придя в себя, потребовала священника, так как чувствовала, что умирает. Отец фон-Роте, за которым посылали камердинера Франца, прибыл и теперь исповедует умирающую.
