Елена Арсеньева - Год длиною в жизнь
Рита спустилась к самой воде, на берег, усыпанный песком и галькой. Пахло рекой – так влажно, так успокоительно. Быстро-быстро катились вдаль амурские волны. Сонмище белых, мелких, чуть побольше комаров, прозрачных бабочек реяло над водой и порою с порывом ветра переносилось к берегу, а потом опять – к воде. Иногда это бледное облако окрашивалось густым золотым цветом – если попадало в последние солнечные лучи.
– Унеси мои беды, Амур, унеси! – неожиданно для самой себя попросила Рита. Ей захотелось искупаться, захотелось отдать огромной реке всю ту боль, которая терзала ее душу и тело, но по набережной гуляли люди – не станешь же раздеваться у них на глазах.
Она вынула из сумки носовой платок, вытерла им лицо и, завернув в него гальку для тяжести, бросила в воду. Нехитрое магическое действо означало, что она отдает Амуру свои печали и просит унести их далеко-далеко, подальше от нее!
Но Амур не пожелал ей помочь. Всплеснулась высокая волна, подбежала к ногам Риты – и положила ей под ноги на песок ее платочек.
Рита отпрянула. Впрочем, суеверный испуг тотчас миновал. Все объяснимо: недалеко от берега прошлепал небольшой пароходик, погнал волну, она и вынесла платок. Но на душе стало неприятно, тяжело, томительные предчувствия принялись ткать свою тягучую паутину. Рита подняла голову, посмотрела на разноцветный, словно занавес некоего волшебного театра, закат – и душа ее смирилась пред этой красотой.
Уже начало темнеть и совсем озверели комары, когда Рита оторвалась наконец от Амура, прошла через огромный, таинственный парк и по лестнице, полого и длинно ведущей от набережной, поднялась на Комсомольскую площадь. Отсюда до ее гостиницы было всего два квартала.
Подумала: надо узнать у дежурной телефон и позвонить из номера в аэропорт, узнать, во сколько завтра рейс на Москву, есть ли билеты. Если есть – улетит завтра. Если нет – при первом удобном случае. Она не будет ждать Павла. Последние сомнения после прогулки вдоль Амура исчезли. Словно бы утонули в серо-коричневых, тяжелых, отливающих свинцом волнах. Ведь они с Павлом все уже сказали друг другу, все свои «да» и «нет». Что прибавит новая встреча?
Рита вспомнила непреклонное выражение лица Павла, углубленный, словно внутрь себя самого устремленный взгляд. Он не передумает. Наоборот! Теперь, со смертью Марины Ивановны, не остается никого, кто отвлекал бы его от «гармонии с миром и собой». Он похоронит мать, вернется в Олкан, к подножию Багульной сопки, на каменистой гряде которой начертано имя Светланы, – и будет безропотно ожидать исхода своей жизни.
Рита подумала о его отце. Нет, Павел не в него. Да и, судя по всему, не в мать. Те были борцы – с миром и с самими собой, он – созерцатель. Ну что ж, пусть Bon Dieu наградит его вечным, непоколебимым душевным покоем!
Итак, в Москву… Но придется еще вернуться в Энск. Надо забрать оставшиеся у Федора вещи, подарки для парижского отделения Общества бывших участников Сопротивления, попросить его взять у Аксаковых фотографии, чтобы снять копии и передать Эвелине. Сама она к бывшим родственникам больше не пойдет. Ни за что!
Рита прикинула время, которое она проведет в России. Завтра вылетит в Москву, купит в «Интуристе» билет на рейс самолета «Эр-Франс» в Париж. Потом поездом в Энск. Два дня, не меньше, там. В общей сложности получится дня четыре… Тянуть нельзя. Ни в коем случае! У нее уже больше двух месяцев беременности, а аборт, как известно, можно делать только до трех. Короче, ей нужно быть в Париже самое позднее через неделю. И никакие силы не смогут ее задержать!
Но сначала следует зайти в «Гастроном» и купить хлеба. Такого же серо-белого, ноздреватого, какой она ела в Олкане. Иначе до завтра не дожить.
И Рита быстро пошла через дорогу к магазину, совершенно забыв о том, что человек предполагает, а Бог располагает, и далеко не всегда это – Bon Dieu.
1965 год
«Чушь какая-то!» – была его первая мысль, когда он получил эту информацию.
И все-таки здесь что-то есть – ответило ему чутье, профессиональное чутье. Ну да, оно обостряется у всех, кто занимается сыскным делом. В войну он работал по розыску шпионов-диверсантов, которых засылали в промышленный город Энск во множестве, и чутье его не подводило. Помнится, в сорок втором году они с Егором Поляковым…
Он покачал головой, подумав о своем погибшем товарище. Диковинно все же складываются человеческие судьбы! Некоторое время назад к нему обращался за помощью человек, который женился на Ольге Аксаковой и воспитывал ее сына, который был сыном Егора Полякова. А эта Рита Ле Буа, которая явилась с визитом к своим родственникам, Русановым – Аксаковым, сейчас стала предметом его постоянного внимания и беспокойства, поскольку…
Он не докончил мысль. Что-то царапнуло его, какая-то догадка. Мелькнула – и тотчас исчезла. Тогда он взял карандаш и написал на страничке перекидного календаря: Поляков? Русановы? Аксаковы? Ле Буа?
Случалось, ему помогало, если он видел перед собой написанный текст. Смотришь, смотришь на него – и вдруг утерянное восстает перед глазами. Вспоминаешь забытое. Понимаешь непонятное…
Генерал-майор Храмов открыл папку, лежащую перед ним, и в который уже раз прочел все, что у него было о Рите Аксаковой – Ле Буа, о русской француженке, героине Сопротивления, журналистке и боевой подруге знаменитого Федора Лаврова, которая за не столь уж долгий срок пребывания в России умудрилась так начудесить, что можно только диву даваться. Она, чудилось, обладала способностью притягивать к себе неприятности и впутываться в совершенно непристойные истории. От кого, скажем, она умудрилась забеременеть? Вроде бы не старая баба генерал-майор КГБ, чтобы задумываться над такой ерундой, однако это, кажется, имеет первостепенное отношение к делу, которое он распутывает. От кого, от кого? От Федора Лаврова? Или все-таки не стоило пренебрегать информацией, что ранним июньским утром неподалеку от гостиницы «Россия» видели Георгия Аксакова? Сына Егора Полякова…
Чушь. Она ему в матери годится, Георгию-то. Хотя эти распутные иностранки… Впрочем, Рита Ле Буа иностранка только по месту жительства, по крови она русская. Однако не стоит забывать о примерах русских императриц Елизаветы Петровны и Екатерины Великой. Кто ее знает, может, ей не дают покоя их лавры? Или все произошло случайно. Мальчишка согрешил – да и пустился наутек от немолодой бабы, его же должно тянуть к девчонкам. А она… Ну, она, конечно, не ожидала, что сохранит, так сказать, столь долгую память об их встрече!
Ладно, беременность – чепуха. На нее можно закрыть глаза. Гораздо интересней внезапный вояж, предпринятый Ритой Ле Буа на Дальний Восток.
