Филиппа Карр - Случайная встреча
— И ты считаешь, я позволю, чтобы тебе все сошло так гладко?
— Тебе придется, не так ли?
— Почему? Откуда я знаю, какие еще махинации у тебя на уме? Думаю, и Амарилис следует знать, на что используются ее деньги! Считаю, что и всей семье следует знать об этом: в конце концов, ты ее член!
— Никому не дозволено обесчестить семью!
— Ты уже сделал это: это произошло в тот самый день, когда ты вошел в нее!
— У всех есть свои маленькие слабости! У тебя тоже, Джессика! Пусть это будет нашим маленьким секретом!
— Ты просишь у меня слишком многого!
— Мои надежды оправданы: пусть первым бросит камень тот, кто сам без греха!
Я замолчала. Меня охватил страх.
— Ведь ты, моя дорогая Джессика, тоже небезгрешна? Как дела с твоей страстной любовной связью с обворожительным сэром Джейком?
Я почувствовала, что заливаюсь краской, и пробормотала:
— Что… что ты имеешь в виду?
— Я был откровенен с тобой, а ты должна быть откровенна со мной! Неужели ты считаешь, что я не знаю, что происходит? Ты и этот привлекательный джентльмен, разве не так? Ты посещаешь этот дом… одна и проводишь там по нескольку часов! Видишь, Джессика, как дурно судить других, не ожидая при этом, что той же мерой отмерится и тебе!
Питер улыбался, а мои глаза туманило отчаяние. Наша с Джейком тайна была в руках этого отвратительного человека!
— Садись, — сказал Питер, — ты потрясена! Я уже давно знаю о ваших чувствах, от меня что-либо трудно скрыть. Над тобой прямо сияет нимб любви, Джессика! Я решил, что за вами стоит последить. Никогда не помешает собрать на всякий случай несколько фактов, иногда они могут оказаться полезными. Вот и подвернулся такой случай! Один из моих людей постоянно следил за тобой!
— Ты хочешь сказать, что за мной подсматривали?
— За тем, как ты входила и выходила из этого уютного любовного гнездышка? Ах, какая развратная Джессика! Но тебя можно понять, конечно. Я не осуждаю тебя и не буду выдавать твою тайну… до тех пор, пока ты будешь хранить мою!
— А если я не соглашусь?
— Твой добрый муж будет весьма опечален, узнав о том, что его жена ездит в Лондон на встречи с любовником! Ведь тебе не хотелось бы этого?
Я молчала и чувствовала себя так, словно стены комнаты надвигались на меня. Мне хотелось крикнуть, чтобы Питер убирался вон. Он пугал меня: его лицо вдруг стало злым. Этот человек снял, наконец, маску и показал свое настоящее лицо.
— Я предлагаю небольшую сделку! Ты не рассказываешь обо мне, а я не рассказываю о тебе! — сказал Питер и улыбнулся мне цинично, насмешливо, гадко.
Он подошел ко мне, взял за руку и посмотрел прямо в глаза.
— Помни! Одно твое слово, и я отправляюсь прямо к Эдварду и рассказываю о твоих веселых забавах на Блоурстрит! Ты понимаешь это, Джессика?
Я тупо кивнула, потом повернулась и выбежала из комнаты.
САМОУБИЙСТВО ИЛИ УБИЙСТВО?
После разговора с Питером Лэнсдоном я не знала ни минуты покоя. Я вернулась в Грассленд. До возвращения я только однажды виделась с Джейком. Я не решилась рассказать ему о случившемся, опасаясь, что он предпримет какие-нибудь поспешные действия. Моя вина была не меньше, чем Питера: если он шантажировал меня, то я шантажировала его.
У меня было ощущение, что Джейк может только обрадоваться моему разоблачению. Он относился к тем людям, которые не выносят бездействия, спокойствие было не его стихией. Я знала, что Джейк способен на решительные действия, — этот его побег с цыганами, убийство человека, напавшего на Ли. Думаю, шантаж Питера не испугал бы его.
Наоборот, Джейк решил бы, что эти «разоблачения» помогут нам соединиться. Я тоже хотела быть с Джейком всегда, хотела выйти за него замуж, иметь от него детей. И в то же время я не имела права причинять боль Эдварду! Я не могла допустить, чтобы рухнул его мир, в котором, я знала, центральная роль отводилась мне. Ему могли уделять внимание, обеспечивать уход Джеймс, Тоби и Клер, но именно мое присутствие делало для Эдварда сносной ту жизнь, на которую его обрекло случившееся несчастье.
Я никогда не смогла бы быть полностью счастливой, предав Эдварда, значит, я не могла ничего рассказать Джейку. Но случившееся не могло не подействовать на меня: он понял, что произошло нечто неприятное. Я оставила его в Лондоне расстроенным и недоумевающим.
Питер Лэнсдон вернулся раньше нас. Он уже успел изложить свой вариант случившегося, и, следовало признать, звучал он довольно убедительно. Питер особенно подчеркивал, какое удовлетворение доставила ему возможность устранить трения, существовавшие между моим отцом и Джонатаном. Главной темой разговоров в Эверсли стало разоблачение Питером Пру Паркер. Мой отец пытался как-то загладить свою вину перед Джонатаном, а тот был доволен, что доказана его невиновность.
Когда мы вернулись, радость, охватившая Тамариск при виде Джонатана, была просто ошеломляющей. Она без конца рассказывала ему о том, как заметила Пру на улице и, узнав ее, стала преследовать, решив во что бы то ни стало доказать, что Джонатан говорил правду. «И вот мы вошли туда! — воскликнула девочка. — А там Пиер…»
Никому не показалось странным, что мы встретили Пру как раз в то время, как она шла на встречу с Питером, и что он выбрал местом свидания весьма сомнительный клуб. Совпадение могло показаться любопытным, но всех так волновал результат этой истории, что в детали никто не вдавался.
Питер сам устранил все возможные сомнения.
— Это было место, которое Пру хорошо знала, бывая там, и мне показалось разумным встретиться с ней именно в клубе.
Он скромно принял благодарность за свою роль в разрешении этой тайны.
А мне хотелось крикнуть, что все это так и осталось бы тайной, если бы Тамариск не заметила эту девушку на улице, и что мы поймали Питера за грязными делишками с поличным. Но как я могла решиться на это? Я была вынуждена молчать.
Мне не хотелось вновь ехать в Лондон. Откуда я могла знать, направляясь к нему, не следят ли за мной?
Питер окончательно все испортил. Он заставил меня почувствовать себя грязной, грешной, ничуть не лучше, чем он сам.
Перехватывая мой взгляд, Питер заговорщицки улыбался мне. У меня было такое чувство, что он смотрит на меня оценивающе. Казалось, он намекал на то, что считал меня привлекательней Амарилис, а ее избрал лишь потому, что она была более податлива, послушна. Я внушала себе, что все равно никогда не вышла бы за Питера замуж: меня привлекал не он, а романтичный ореол вокруг его поступка тогда в Лондоне.
Мне пришла в голову ужасная мысль: ведь Питер может предложить иначе оплатить его молчание? Как все-таки хорошо, что его тайна выравнивала нас! В этом человеке было что-то холодное, змеиное. Он был умен, коварен, скрытен, мог менять выражения лица, словно маски. Да, в нем было что-то от змеи. Я удивлялась тому, что Амарилис до сих пор так любит его.
