Виктория Холт - Слезы печали
При любых иных обстоятельствах я немедленно высмеяла бы ее, но ведь речь шла о моем любимом ребенке. Днем я могла быть смелой и смеяться над историями о привидениях и злых силах, но к ночи я начинала бояться их. Так уж складывались дела. Мой ребенок, возможно, подвергался опасности, и я не могла скептически отвергнуть эту возможность.
Салли верила в колдовство. Более того, она явно намекала на то, что в нашем доме может находиться ведьма.
Харриет. Стоящая возле кроватки, с глазами, сверкающими от сознания того, что возможность получить титул совсем рядом и на ее пути стоит лишь мой сын.
Я вспомнила, о чем прочитала в дневниках моей прабабушки Линнет Касвеллин, которая впустила в свой дом странную женщину — морскую ведьму.
Все может случиться. Я не оставлю Эдвина до тех пор, пока он не поправится. Я не позволю Харриет переступать порог этой комнаты.
Всю ночь мы с Салли просидели возле постели моего сына, бросаясь к нему при малейшем звуке. К середине ночи его дыхание стало легче. А к утру у него спал жар.
Я чувствовала запах чеснока, лежащего на каминной решетке. Взглянув в простое доброе лицо Салли, я обняла ее.
— Теперь он поправится, — сказала я, — Ах, Салли, Салли, ну что я могу тебе сказать?
— Мы сумели его вытянуть, госпожа. Мы вместе вытянули его. С нашим маленьким лордом не случится ничего плохого, пока мы рядом с ним.
Эдвин уже поправлялся, когда вернулся Карлтон, все еще рассерженный на меня из-за моего «предательства» — Я же говорил тебе, — заявил он, — с этим мальчиком все в порядке, за исключением того, что с ним слишком носятся. Я поработаю над ним, как только он совсем поправится.
Я была так рада выздоровлению сына, что решила отпраздновать это событие заодно с возвращением Карлтона. Харриет сказала, что она споет и станцует для компании, а возможно, мы захотим пригласить для танцев еще кого-нибудь. Мальчикам это должно доставить удовольствие.
Карлтон был весел, но я заметила, что он несколько изменился ко мне. Он не простил мне того, что я осталась здесь, и наши взаимоотношения начали напоминать те, что складывались до брака. Он критически относился ко мне и старался заставить меня поступать подобным же образом, что не потребовало с его стороны значительных усилий. Мне стало не хватать нежности в наших любовных отношениях, хотя он оставался таким же страстным и требовательным, как прежде, и еще чаще начал напоминать о желании завести еще одного ребенка на этот раз мальчика. А я обвиняла его в отсутствии интереса к Присцилле.
— Я имею в виду именно ее интересы, — возражал Карлтон. — Если ее родители станут относиться к ней так, будто важнее ее нет ничего в мире, из нее вырастет невыносимое создание.
— И весьма похожее на собственного отца, — добавила я.
Вот так мы обменивались колкостями днем и занимались любовью ночью. Это была разнообразная, но утомительная жизнь. Я видела, что он действительно сердит, и думала о том, какой он грубый, эгоистичный мужчина. В то же время я была немножко зла и на себя за свое отношение к нему. Но я ничего не могла поделать с собой, и он, вероятно, тоже.
Однажды за ужином вскоре после его возвращения он начал рассказывать о своей поездке в Лондон.
— Съездить туда — значит глотнуть настоящей жизни, — говорил он. — В глуши человек деградирует. Я должен ездить туда почаще.
Он смотрел на меня, как бы говоря: «И тебе следует ездить со мной, а если ты считаешь, что твои дети для тебя дороже мужа, — жди последствий!»
Карлтон рассказывал о планах восстановления города, которые весьма заинтересовали короля. Он встречался с Кристофером Реном, который создал такой план восстановления города, что в случае его реализации люди стали бы считать большой Лондонский пожар благословением Господним.
— Конечно, стоить это будет очень дорого, потребуются огромные деньги, объяснял Карлтон. — Вряд ли удастся собрать такую сумму, тем не менее строительство должно начаться немедленно, а уж потом его можно будет продолжать шаг за шагом.
Карлтон очень расхваливал Кристофера Рена.
— Это гений, — сказал он, — и счастливый человек. Он знает, что ему не удастся выстроить все, что он хочет, но его удовлетворит даже частичная реализация проекта. У него уже есть чертежи собора и примерно пяти десятков приходских церквей. Старый город станет неузнаваем, но каким величественным он будет по завершении строительства! Более того, он станет гораздо более здоровым. Все эти скученные деревянные здания, все эти грязные канавы… В нашем новом Лондоне не будет эпидемий, я вам обещаю.
Он был явно возбужден своим визитом в Лондон и, похоже, еще больше сердился на меня из-за того, что я отказалась разделить с ним это удовольствие.
Мы продолжали сидеть за столом, и он перешел к обсуждению наисвежайших скандалов. У всех на устах сейчас было дело герцога Бэкингемского — его связь с леди Шрусбери и дуэль с ее мужем.
— Теперь Бэкингем может быть обвинен в убийстве, — сказал Карлтон.
— Так ему и надо! — высказалась Матильда. — Люди не должны драться на дуэлях. Это весьма глупый способ разрешения конфликтов.
— Говорят, что между Бэкингемом и женой Шрусбери была настоящая любовная связь, — заметила Карлотта.
— Она была его любовницей, — уточнил Карлтон, — об этом было давно всем известно, и Шрусбери, как и положено уважающему себя мужу, вызвал Бэкингема на дуэль.
Харриет улыбнулась дяде Тоби.
— А ты бы сделал так, дорогой, если бы я завела себе любовника?
Дядя Тоби чуть не задохнулся от хохота.
— Ну конечно, моя любимая!
— Прямо как лорд Шрусбери! — воскликнула Харриет, возводя глаза к потолку.
— Я надеюсь, — сказал Карлтон, глядя на нее в упор, — что вы не будете вести себя, подобно леди Шрусбери. Эта дама переоделась пажом и держала лошадь Бэкингема во время дуэли, а когда она завершилась и смертельно раненного Шрусбери унесли, любовники отправились на постоялый двор и Бэкингем занимался с ней любовью, не снимая залитой кровью одежды.
— Это оскорбление нравственности, — сказала я.
— Я рад, что ты понимаешь это, — сказал Карлтон полу насмешливо-полувосхищенно.
— И что же теперь будет с этими грешниками? — спросила Матильда.
— Шрусбери умирает, а Бэкингем открыто живет с леди Шрусбери. Король выразил свое неудовольствие, но простил Бэкингема, ведь он такой веселый парень. Да и вообще Карл слишком большой реалист, чтобы осуждать других за то, чему он сам предается с такой страстью.
— Но не дуэлям, — сказала Карлотта.
— О, я говорю об адюльтерах, — уточнил Карлтон. — Карл ненавидит эти убийства. Он считает, что Шрусбери просто дурак. Ему следовало признать тот факт, что его жена предпочитает Бэкингема, и оставить все как есть.
