Жюльетта Бенцони - Кинжал с красной лилией
— Познакомьтесь с дамой Бенуат, — проговорила графиня, — она моя горничная и начальница над всей женской прислугой в замке. Мужской прислугой командует Шовен, наш мажордом, вы не могли его не заметить внизу, в прихожей.
Пока юная Гийометта с живым и веселым личиком помогала им снять плащи и чистила их щеткой, другая, по имени Сидони, принесла тазы с водой, чтобы они могли помыть руки. Лоренца не понимала, почему графиня сочла нужным представлять ей прислугу, но задавать вопросов не стала, а только поблагодарила улыбкой, любуясь теплыми тонами комнаты, где преобладали алый цвет и цвет миндаля.
Когда они наконец спустились вниз, барон Губерт уже ожидал их, на этот раз он был в коричневом бархатном камзоле с плоеным воротником и манжетами безупречной белизны. Заложив руки за спину, он расхаживал по столовой, поглядывая на накрытый стол.
— А-а, — сказал он, едва заслышав шаги двух дам и глядя поверх пенсне, оседлавшего его нос, как они к нему приближаются, — так это наша гостья? Так будьте у нас самой, самой желанной!
Без всякого сомнения, они с сыном были очень похожи! Те же рыжие волосы, только тронутые сединой, такие же усы и бородка, но тоже посеребренные. Те же черты лица, но смягченные годами, и почти та же улыбка, если бы все зубы барона были на месте. Они были бы даже одного роста, если бы спина старого барона не ссутулилась с годами за постоянным чтением и работой в саду, да так, что уже не могла выпрямиться. А вот глаза у них были разные — синие у Тома и карие у барона, зато в них светилось одинаковое лукавство.
Барон церемонно подал Лоренце руку, подвел ее к месту за столом и только потом уселся сам, а потом громко объявил:
— Как мило, что вы согласились добраться до нас! Иначе я никогда бы вас не увидел, а это было бы очень огорчительно. Чертовски хороша, а, Кларисса?
— Губерт! — с упреком отозвалась сестра. — Похоже, с годами полученное вами воспитание расползается, как старая рубашка.
— Не докучайте мне подобными глупостями. Привилегия моего возраста состоит в том, что я могу говорить все, что думаю. Разве я обидел вас, молодая дама?
— Нисколько, — засмеялась Лоренца.
— Вот видите! — бросил он сестре и тут же повернулся к молодой женщине. — Я только сказал, что мог бы никогда, вас не увидеть. Это потому, что мадам Верней я навестил бы только в том случае, если бы меня насильно прикрутили к седлу веревками. Она же ведьма! И способна на все! Причем на такое, что нам с вами и в голову не придет! Никогда не понимал, как это «нашенский Генрих», как зовут его мужички-крестьяне, мог с такой безоглядностью влюбиться в эту стерву. А вы, Кларисса, извольте помолчать. Вы все равно меня не переубедите. Скажите, а как вам удается с ней ладить, молодая дама?
— Я ей очень благодарна, барон. Она проявила ко мне милосердие, когда я находилась... в ужасном состоянии.
— Милосердие? Ни за что не поверю! У нее наверняка был свой расчет.
— О ее расчетах я ничего не знаю. Но, конечно, гораздо легче полюбить мадам д'Антраг. В общем-то, она за мной в основном и ухаживала.
— Она, я думаю, и в самом деле добрая. И мягкая, терпеливая. Не будь она такой, разве бы она справилась с таким безумцем, каким был Карл IX? А вот ее дочь сейчас огонь извергает! На этот раз ее царствованию пришел конец. Трудно сражаться с пятнадцатилетним бутончиком, который только и мечтает, чтобы его сорвали. Хотя, конечно, брак с Конде — большое несчастье. Старый Монморанси очень им озабочен, и не без причины. Он недавно говорил мне...
Оставив паштет из угря под винным соусом, мадам де Роянкур умоляюще проговорила:
— Перестань, ради всего святого, Губерт! Наша юная гостья будет считать тебя старым сплетником! Но поверьте мне, дорогая, он совсем не таков!
— Ну, разумеется, Кларисса. Вы сплетничаете куда больше моего. А правда никогда и никому еще не вредила. Ну, так на чем мы остановились? Ах, да, Монморанси. Так вот наш добрейший коннетабль портит себе кровь из-за того, что младший Конде беден, как церковная мышь, а сам Монморанси скуп сверх всякой меры. Если бы не тетушка, герцогиня Диана, лапочка Шарлотта выходила бы замуж голышом. «Нашенскому» Генриху придется хорошенько порастрясти кошелек, чтобы ублаготворить весь этот народец. Вот я и думаю, не поехать ли мне в Париж и не посмотреть ли на эту комедию поближе? Мне кажется, будет забавно.
— Оставайтесь лучше дома. Я вовсе не уверена, что спектакль вам придется по вкусу. Мне уж точно нет. Из-за новой любви короля королева то в истерике, то в ужасе.
— Чего она боится?
— Отравителей. Если она умрет, королю не придется просить Папу о разводе, а вы сами знаете, что эта просьба дорого ему обойдется. Так вот, королева заставляет пробовать все блюда, которые ей подают, и даже думает, не устроить ли ей кухню у себя в покоях.
— Смешно даже слушать такие глупости! И не надо искать, кто нашептывает ей подобную чушь! Ненаглядные Кончини, не иначе! Ну да бог с ними со всеми! А что, если мы немного поговорим о вас, молодая дама? А то сплетничаем, сплетничаем... Не думаю, что вам интересна наша болтовня.
— Больше, чем вы можете подумать. Признаюсь... мне не за что любить королеву Марию, а у мадам де Верней со мной едва говорят.
— Так зачем вам там оставаться? Переезжайте к нам! Вот уж чего-чего, а места у нас хватает. И потом, вы такая хорошенькая...
Кашель сестры помешал ему продолжать, он был слишком громким, чтобы быть естественным.
— Что с вами, Кларисса? Теленок — не рыба, вы не могли подавиться косточкой!
— Нет, дело не в косточке...
Сестра пристально посмотрела на брата, и ему показалось, что он понял ее взгляд.
— Конечно, Кларисса! Вы хотите поговорить о Тома!
— Да нет же! В мыслях не имела!
— А я не вижу причины, почему бы о нем не поговорить! Его желание жениться на вас — как я хорошо его понимаю! — не должно помешать вам переехать в наш замок. Во-первых, большую часть времени Тома проводит в Париже, так как служит в кавалерийском полку. Во-вторых, здесь вы его увидите, только если сами того пожелаете... И сами определите меру дружеского расположения, какую сможете ему уделить. Судя по тому, что я знаю, супружество вам не кажется завидной долей после того, что вам довелось пережить. Видите ли... Ну, опять! Что это с вами сегодня, Кларисса? Выпейте же воды наконец, черт побери!
— Я хочу вовсе не воды... Я хочу сказать несколько слов, но, поскольку говорите вы, Губерт, мне это никак не удается. Вы как раз заговорили о том, к чему и я могу что-то добавить.
— Ну так добавляйте! Я помолчу... Но не думайте, что очень долго!
Графиня обратилась к Лоренце с улыбкой, которой хотела скрыть некоторое смущение:
