Джоанна Хиксон - Принцесса Екатерина Валуа. Откровения кормилицы
– Что произошло? Когда я впервые встретилась с Генрихом в Ле-Пре-дю-Шат, он был таким внимательным, заглядывал мне в глаза, спрашивал моего мнения обо всем на свете, слушал мои слова. Он прислал мне бесценное венецианское зеркало в знак того, что считает мою внешность достойной отражения. А теперь он едва удостаивает меня взглядом, отворачивается от меня за столом и отвечает на мои улыбки нахмуренными бровями. Томас Кларенс любезно попытался загладить неучтивость брата, но именно от него я услышала самую недобрую весть. Оказывается, Генрих попросил его привезти свою жену из Руана, чтобы та научила меня быть королевой! Разумеется, герцог выразился иначе, но намерение короля мне ясно. Генрих решил, что я не умею себя вести. Как он смеет намекать на это, когда у него самого такие ужасные манеры?
Она обожгла нас осуждающим взором, и мы онемели, пораженные ее гневной вспышкой.
– Ну что? Что вы думаете? Разве я не права? Генрих – двуликий Янус. Сегодня его нрав открылся мне с иной стороны. Как с этим справиться? Я совершенно сбита с толку.
– Возможно, король устал или ему нездоровится… – Агнесса отважно встала на защиту Генриха. – Говорят, среди английских войск разразилась эпидемия лихорадки.
Екатерина раздраженно топнула ногой, обутой в туфельку из мягкого сафьяна.
– Да ничем он не болен! Похож на холеного кота, который только что съел мышь. Думает, что все, что он делает, – прекрасно. Ненавижу его!
Принцесса направилась к столу, где стояли кувшин и чаши, дрожащей рукой налила себе вина.
Я считала, что Екатерина права. Король Генрих проявил все перечисленные ею неприятные качества – и даже больше. Он вел себя надменно, грубо и жестоко. Восемнадцатилетняя Екатерина была наивна и неопытна, та самая невинная покорная невеста, которой он желал. У ног тридцатидвухлетнего короля лежал весь мир. Человек чести протянул бы руку, чтобы помочь принцессе, не отвернулся бы в ответ на ее попытки понравиться. Мое сердце болело за нее, но сочувствие и утешение ослабили бы принцессу. Ей следовало напомнить о гордости и чести Валуа, чтобы она могла высоко держать голову и сохранила дерзкую независимость.
– А чего вы хотели, ваше высочество? – спросила я, равнодушно пожимая плечами. – Этот король убедил своих подданных покинуть семью и родную землю и последовать за ним через море, рискуя жизнью ради неясной им цели. Он не уговаривал их лаской и добром, а увлек за собой стальной волей и властным приказом. Он – не холеный кот, а бесстрашный лев, как тот, что на его знаменах. Генрих – гордый и жестокий, хитрый и безжалостный мужчина. Он боится того, чего не понимает… К примеру, вас – прекрасной, умной и смелой девушки.
Хмурые морщинки на лбу Екатерины не разгладились, однако выражение лица сменилось с гневного на любопытствующее.
– Что ты имеешь в виду, Метта? Нет, он меня не боится. Чем я могу его напугать?
Я много что успела узнать о его английском королевском величестве и уверенно продолжила:
– Представьте себе его жизнь. Он никогда не был женат. Мать умерла, когда он был совсем ребенком. Всю жизнь провел среди солдат, и если знал женщин, то только таких, каких вы никогда не видели и вряд ли когда-нибудь захотите увидеть. Он не имеет ни малейшего представления об умных и образованных благородных красавицах. Скорее всего, он с ними никогда не встречался. Его надо не презирать, а жалеть.
Агнесса испуганно ахнула. Екатерина молча поглядела на меня, сурово сдвинув брови, и ошеломленно тряхнула головой.
– Нет, он же король, – возразила она. – Высокородные дамы наверняка от него без ума. Благородные дворянки в окружении моей матери вьются вокруг мужчин, обладающих властью. Такие знатные господа, как король Генрих, могут выбирать любую. Нет, Метта, я не стану его жалеть.
– Как вам угодно, – хмыкнула я. – Но бояться вам его не следует. Вы станете его супругой, подберетесь к нему ближе, заглянете ему в душу и откроете для себя настоящего Генриха – не грозного льва, а пушистого котенка. Король, отважный воин и победоносный завоеватель, достиг в жизни многого, и подобная уязвимость его и устрашает, и манит. Он хочет ее и в то же время опасается потерять свою силу, как Самсон.
– Ах, Метта, ты совершенно права! – изумленно воскликнула Екатерина. – Не представляю, откуда ты все это знаешь, но чувствую, что все это так и есть.
Пытаясь доказать свою точку зрения, я так увлеклась, что даже не заметила, как напряглось все мое тело. Каждая мышца натянулась, словно струна, и я почти перестала дышать. Я сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.
– Простите, ваше высочество. С королем мне беседовать не доводилось, и принцессой я никогда не была, так что слова мои ничего не значат. По правде говоря, я не знаю, откуда все это взялось!
– Что ж, хотела бы я позабыть о твоих словах, но я их запомню, – рассмеялась Екатерина. – И бояться короля я больше не буду. Всякий раз, как он станет слишком груб или слишком властен, я с улыбкой представлю себе пушистого котенка.
– Вот и славно, ваше высочество! – воскликнула я. – Когда Генрих впервые увидел вас в Ле-Пре-дю-Шат, он вас не знал, но понял, что вы – приз, за который стоит бороться. Теперь же, выиграв вас, он беспокоится, что Генрих-мужчина, в отличие от Генриха-короля, вас не заслуживает.
Катрин села на табурет и протянула мне щетку для волос.
– По-твоему выходит, что Томас Кларенс был так мил со мной, потому что женат и привык к общению с благородными дамами. Допустим, что это так. Герцог Кларенс уважает свою жену Маргариту, хотя общих детей у них нет. Именно она и приедет учить меня быть королевой.
Я начала ее причесывать, как делала уже тысячи раз. Агнесса смочила розовой водой мягкий льняной лоскут и обтерла лицо и шею принцессы.
– Вы не совсем верно истолковали его намерение, ваше высочество, – осторожно проговорила Агнесса. – Возможно, Генрих желает помочь вам приспособиться к новой жизни. Обычаи французского и английского двора разнятся, а новой королеве стыдно допускать ошибку, пусть даже и по неведению.
– Полагаю, ты права, – согласилась Екатерина. – Наверное, мне стоило давно начать изучать английский язык. При дворе Генриха говорят только по-английски. Не зная языка, я не пойму происходящего. Да, похоже, я зря решила отвергнуть помощь Маргариты Кларенс. Пожалуй, я попрошу короля Генриха прислать ко мне учителя английского.
Гнев и негодование принцессы улеглись, и она умиротворенно опустилась на колени перед образом Пресвятой Девы. Мы тихонько ушли к себе в спальню. Прошли дни, когда мы с Алисией спали на соломенных тюфяках – теперь мы с Агнессой делили широкую деревянную кровать. Я долго лежала без сна, беспокоясь, что история повторится и, едва избавившись от одного дьявола, Катрин окажется прикованной к другому.
