Кристина Додд - Древнее проклятие (Грешный и влюбленный)
— Тебе туда не надо.
— Но ведь Джеймс…
— Успеет тебя повидать. Мне надо кое о чем с тобой потолковать. О деле, которое тебя касается.
Она перестала упираться и с подозрением поглядела на мужа.
— Да я не про это. — Он не упустил случая поддразнить ее и, подталкивая к двери, сказал:
— Разве что у тебя одно только на уме.
Силван смерила его презрительным взглядом, потом взяла из рук бесстрастного дворецкого шаль, перчатки и шляпку.
— Благодарю вас, Питерсон.
Укутывая ее плечи шалью, Ранд вспомнил про Джеймса и про то, как его кузен обошелся с дворецким, и хихикнул. Петерсон, похоже, тоже про это помнил, потому что кивнул Ранду, а потом почтительно распахнул дверь перед Силван.
И вот они, наконец, выбрались на террасу. Силван зажмурилась — уж слишком ярким ей показался солнечный свет.
Ранд поразился — что-то похожее уже однажды происходило. Только тогда он боязливо жался в четырех стенах, не желая высунуть нос наружу, а она вытаскивала его на солнышко, где, собственно, и началось его исцеление. Он глянул на Силван, чтобы понять, вспомнила ли она об этом. Но шляпка с мягким верхом и размашистыми полями слишком надежно укрывала ее лицо.
Когда они дошли до того места, откуда не могли их услышать даже самые чуткие уши прислуги, Ранд сказал:
— Я с тобой посоветоваться хочу.
— Тебя мое мнение интересует? Почему?
Он обнял ее за плечи, будто поддерживая, помогая спускаться — они были как раз на середине широкой лестницы.
— Да потому, что я уважаю твое мнение.
— Неужели?
Голос ее звучал так, словно мысли ее были где-то далеко и она вовсе не хотела вникать в его слова. Но Ранд не намерен был отступать. Они шагали теперь по той самой разбитой тропе, которую так хорошо изучили в апреле.
— По-моему, в Клэрмонт-курте на этот счет существует единодушие. Разве ты этого не замечала? Деревенские женщины тоже тебя уважают.
— Я… — Она стала высвобождаться, и Ранду, чтобы не показаться назойливым, пришлось выпустить ее руку. Силван горько вздохнула:
— Фабричные женщины меня звали, но я…
— Наверное, они время не то выбрали. Ты просто не в духе была. Или еще что-то тебе помещало с ними пообщаться. — Он придумывал за нее оправдания, а потом попробовал расшевелить ее и заинтересовать. — Понятно, они видят в тебе союзника, а сейчас им как никогда нужна помощь.
Она покраснела, а потом выпалила:
— С чего бы это им видеть во мне какого-то союзника?
— Да потому, что им хочется, чтобы фабрика заработала вновь.
— Фабрика. — Силван замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась. — А ты это сделаешь?
— Если я потрачусь на фабрику, то у людей будет и работа, а следовательно, и хороший заработок. Они будут строить фабрику, значит, зиму переживут. — Он опять взял ее за руку выше локтя и легонько сжал. — Мужчины закончат стройку к лету следующего года, и тогда работа появится у женщин.
— Но тебе-то это зачем? — Она недовольно поправила поля шляпки, отогнув их немного назад. — Тратить год жизни и добрую долю фамильного состояния на строительство фабрики? Той самой фабрики, на которой страшной смертью погиб твой брат!
— Ну как ты не понимаешь? — Они уже вышли к океану и, не сговариваясь, повернули на тропу, ведущую к фабрике. — С тех пор, как тут погуляла буря, деревенские просят у меня — не просто просят, умоляют — отстроить фабрику. Им не хочется уезжать из Малкинхампстеда. Здесь жили их деды, и прадеды, и им не хочется покидать родные места.
Ослабив бант под подбородком, она откинула шляпку назад, и ее широкие поля больше не прятали лицо Силван.
— Ну да, а отец Доналд снова заведет свою песню про отречение от себя, про покорность воле Божией. Но что бы он ни говорил, никому ни в деревне, ни на фермах не захочется смиренно глядеть на собственных детей, умирающих с голоду.
— И ты знаешь все это, хотя утверждаешь, что ты с ними не разговаривала?
Ее губы дрогнули в усмешке:
— Большого ума, по-моему, не требуется, чтобы догадаться об этом.
— Это не от ума идет. У тебя дар сочувствия другим людям есть.
— Да брось ты, какой еще дар.
— А я тебе говорю: есть у тебя дар. Ты понимаешь других.
— Нет. Тебя-то я вовсе не понимаю.
— Гм. — Ранд задумался. Они уже взбирались на холм, откуда рукой подать было до фабрики. — Ну, наверно, семейная жизнь не может обойтись без трудностей. Как бы то ни было, мы — муж и жена, и так близки, как только могут быть близки между собой два человека. Нас скрепляют общие узы, и это очень тесные, сокровенные узы.
Силван ничего не ответила.
— Мы занимаемся любовью и испробовали, кажется, все, что только можно вообразить в этом деле, но я до сих пор не знаю, о чем ты думаешь. — Обхватив за талию, Ранд повернул Силван лицом к себе.
Она выставила вперед твердый подбородок.
— А зачем тебе это знать?
— Потому что ты моя жена. Я женился на тебе потому…
— Потому что священник с твоим братом застали нас на травке, — ядовито сказала она.
— Правильно! — засмеялся Ранд. — А на травке-то мы оказались потому, что я по тебе с ума сходил. Ты завлекла меня телом и душою.
Силван вырвалась из его объятий и поспешно отступила в сторону.
— Приятно слышать.
— Я же мог и не жениться на тебе. — Это ему пришлось сказать ей в спину.
— Ну, да, конечно. — Силван опять водрузила на голову свою шляпку. — А мое доброе имя? А то, что вся округа уже про наши забавы знала?
— И все равно меня бы никто насильно жениться не заставил.
Силван расхохоталась, и в ее смехе и правда было что-то похожее на настоящую, непритворную веселость.
— Ох, Ранд. Ты что, серьезно? Не понимаешь, что у тебя не было возможности увильнуть от обязанности повести меня к алтарю? Не тот ты человек и не та у тебя семья для такого рода вольностей. Только невежа и хам способен бросить девушку в таком двусмысленном положении. — А ты — ни то и ни другое.
— У меня голова кругом идет от такой высокой оценки, да еще из твоих уст.
Она не обратила внимания на его шпильку.
— Представь себе, что сказала бы твоя мать, откажись ты жениться на мне? А как бы ты стал объясняться с братом? Или с тетей Аделой?
— Ну, они, конечно, расстроились бы, — вынужден был признаться Ранд. — Но я бы их уговорил!
— Нет, Ранд, — мягко сказала Силван. — это ты про какого-то другого человека говоришь. Вот Джеймс, возможно, способен на такое. А тебе совесть бы не позволила отказаться — И, переменив тон, спросила:
— Так что там насчет фабрики? Все оборачивалось совсем не так, как он задумал.
— Я просто хотел поговорить с тобой, посоветоваться. А ты все время прячешься в свою раковину и будто нарочно отталкиваешь меня.
