Хизер Грэм - Пленница
Джеймс вздохнул с глубоким облегчением.
— Я люблю тебя, Тила. Я боялся этой любви, но я люблю тебя всем сердцем, больше всего на свете. Любовь к тебе вытеснила из моей души ненависть и боль, ослепившую меня. Я люблю тебя. Ты нужна мне. И я сомневаюсь, что выживу без тебя.
Ее глаза просияли от счастья.
— О Боже! Я пошла бы за тобой в ад, если бы ты попросил!
— Это и может стать адом, — мрачно заметил Джаррет, — если вы сейчас же не уедете.
Джеймс нежно сжал ее руку:
— Тила, ты все же не представляешь, что значит жить в лесу…
— Я жила там!
— Джеймс! — воскликнул Джаррет. — Когда они явятся сюда, мы с Тарой попытаемся выиграть время, но, ради Бога, дай нам возможность добиться правды.
— Уезжайте! — взмолилась Тара.
Тила решительно смотрела на Джеймса своими сияющими глазами. Он хотел навсегда запомнить ее такой: с огненно-рыжими волосами, смелой, отважной, прекрасной.
— Идем за лошадьми. — Джеймс махнул рукой брату и Таре и бросился вместе с Тилой к конюшне.
Глава 27
Они уехали, когда уже рассвело. Джеймс тревожился за Тилу, но знал, что надо гнать лошадей.
Направляясь в глубь территории, на юг, он хотел пополнить запасы, взять их в тайниках по пути. Джеймс вскоре нашел хижину в сосновом бору, оставленную в начале войны. Попасть сюда мог лишь человек, знавший тропы через болота. Они решили провести здесь день, а потом скакать дальше. В реке, протекавшей через прелестную тенистую рощу, они набрали воды.
Джеймс соорудил Тиле постель в старой хижине, сказав, что она может спать до тех пор, пока не придет время снова отправляться в путь.
— Джеймс, но я хорошо себя чувствую.
Он тяжело вздохнул:
— Я уже понял, что это безумие. Мне не следовало брать тебя. Ты ждешь ребенка!
— Индианки тоже рожают детей.
— Они привыкли к трудностям жизни.
— Джеймс! — Тила прижала его руку к своему сердцу. — Послушай! Послушай, как оно бьется. Оно все выдержит, Джеймс!
Их пальцы переплелись.
— Сегодня у нас есть крыша над головой и свежая чистая вода. Но мы отправимся в такие места, где свирепствуют москиты и другие вредные насекомые. Нам придется ехать через болота и топи по колено в воде и понукать упрямящихся лошадей.
— Джеймс, я не боюсь.
— Ты и раньше забывала об опасности. Она улыбнулась:
— Джеймс, я не могу жить без тебя, а с тобой не боюсь никакой опасности. Я ничуть не устала. Вспомни, ведь ты сказал, что любишь меня!
— Помню.
— Ты говорил правду?
— Да.
— Ну тогда… докажи мне.
— Тила… — Он нахмурился. — Ты связала судьбу с изгоем, убийцей…
Она прижала палец к его губам.
— При первой возможности Уоррен убил бы меня, нашего ребенка и тебя. Он украл все, что принадлежало моему отцу, погубил множество людей. Я больше не желаю говорить о нем. Я хочу только любить, забыв о жестокости и ненависти.
— Но Тила… ребенок!
Она подошла к кромке воды, села на камень, сняла сапоги, чулки и взглянула на Джеймса с томной улыбкой:
— Неужели индейский парень Маккензи не так решителен, как утверждал?
Джеймс как завороженный направился к ней. Одежда уже лежала у ног Тилы. Она сняла даже нижнюю юбку и панталоны. Джеймс невольно залюбовался ею. Нагая и не стесняющаяся своей наготы, она казалась неотъемлемой частью природы. Да, у этой хрупкой женщины исключительная сила духа! С тех пор как они были в лесу, Тила заметно округлилась и стала еще чувственнее. Она дышала здоровьем и явно расцвела.
— У индейского парня хватает решительности. — Джеймс приблизился к Тиле, но она, улыбнувшись, быстро прыгнула в речку. Прохладная вода приятно освежала и бодрила. Тила радовалась, что научилась плавать так же хорошо, как Джеймс.
Обернувшись посреди реки, Тила поискала глазами Джеймса, но, не увидев его, подставила лицо ласковым лучам солнца, пробивавшимся сквозь листву склонившихся над водой деревьев. Почувствовав прикосновение руки Джеймса, она с глубоким вздохом прильнула к нему. Его тело казалось горячим даже в воде и твердым, как скала. Страстные поцелуи Джеймса обожгли ее губы, грудь, бедра. Он нырнул, и его губы переместились ниже.
Наконец, обвив Тилу рукой, он повлек ее к берегу. Едва они добежали до травы, Джеймс накрыл Тилу своим телом. Его пламенные поцелуи приводили ее в исступление. Легкий ветерок ласкал их влажные тела. Солнце поднималось все выше над этим пустынным раем, опаляя их. И когда огонь, бушующий в душе Тилы, вспыхнул с неукротимой силой, Джеймс нежно коснулся ее щеки и прошептал;
— Я люблю тебя, люблю, я люблю тебя, Тила! О большем она и не мечтала. Его непривычная нежность словно обволакивала ее, заставляла испытывать неземное блаженство. И когда они утолили страсть, Джеймс склонился над ней и повторил:
— Я люблю тебя, Тила.
Сон смежил ей веки, а проснувшись, она увидела, что солнце уже садится. Тила, приподнявшись на локте, наслаждалась волшебными красками заката. Проснувшийся Джеймс обнял ее.
— Бог мой, просто дух захватывает! Давно уже я не видела такого великолепного заката.
— Сегодня преобразился весь мир, — отозвался с улыбкой Джеймс, и в, его голубых глазах снова вспыхнул огонь. Он притянул Типу к себе, лаская ее и обжигая жаром своих поцелуев. Замирая от наслаждения, она прильнула к нему, готовая отдать Джеймсу тело и душу.
Взмахнув белыми крыльями, в небо поднялась цапля, и Типе показалось, будто она летит навстречу закату вместе с ней, омытая бледнеющими лучами солнца.
Как и предупреждал Джеймс, им становилось все труднее.
Когда они проезжали по землям индейцев, он не разводил огня, чтобы не привлекать внимания отрядов семинолов.
Порой ему казалось, что войска белых неподалеку, и в таких случаях Джеймс, оставляя Тилу, отправлялся на разведку.
Через несколько недель Джеймс высказал предположение, что скорее всего они следуют за большим отрядом индейских воинов, за которыми устремились крупные силы белых.
— Джесэп намеревался сделать бросок. И я, и семинолы знали это. К счастью, регулярная армия плохо ориентируется в здешних местах. — В тот день Джеймс застрелил кролика и развел костер.
Уже ощутив тяготы пути, Тила все же просила Джеймса не останавливаться, ибо на стоянках москиты безжалостно набрасывались на них. Однако, ни на что не жалуясь, она преодолевала трудности. Много раз они проезжали через покинутые индейские деревни, отмечая, что урожай никто не успел убрать.
Встречались им и разоренные плантации, где они пополняли свои скудные запасы соли, сахара и лекарств. Тила научилась пользоваться одеялом так, чтобы оно защищало ее не только от сырости и холода, но и от насекомых. Иногда они проезжали места, кишащие змеями.
