Мэри Патни - Лепестки на ветру
— Жизнь — причудливый гобелен с самыми неожиданными узорами, — медленно проговорила Марго. — Если бы я не поехала во Францию, если бы не погиб отец, если бы я не стала работать с Робертом, кто знает, что бы произошло сегодня в Париже? Может быть, Варенну повезло и в Европе вновь началась бы война. Возможно, гибель моего отца и не была такой бессмысленной, как кажется при ближайшем рассмотрении?
— Наверное, ты права. Хотелось бы надеяться, что трагедия прошлого принесет плоды в будущем. Есть еще одна причина, почему я здесь. Марго, — сказал Рейф, доставая из кармана обитую черным бархатом коробочку. — Я хочу, чтобы ты приняла мой подарок.
Мельком взглянув на коробку. Марго ответила:
— Не могу. Подарок слишком ценный, чтобы я могла его принять.
— Если бы я подарил тебе цветы, то не услышал бы возражений. Так в чем же разница?
— Всего лишь в пяти тысячах фунтов. А возможно, и больше.
— Ерунда, — сказал Рейф, накрывая ее ладони своими. — Прими от чистого сердца.
Тепло его рук лишало Марго стойкости. Честно говоря, ей очень хотелось оставить подарок Рейфа у себя, и дело было вовсе не в цене и не в красоте украшения, а в том, что это его, Рейфа, дар и память о нем.
— Ну что же, — тихо сказала она, — если ты настаиваешь, я оставлю их у себя.
— Я хотел бы дать тебе гораздо большее. И вновь, как уже было однажды, слова его вызвали в ней всплеск ярости. Ну для чего он все испортил? Она встала, оставив на скамье и коробку с изумрудами и кота, лежащего в той же позе.
— Я не хочу большего, — сквозь зубы проговорила Марго. — И этого много. Забирай свои проклятые камни и отдай их той, кто выразит благодарность тем путем, которого ты ждешь.
Гордо вскинув голову, она вышла из беседки, машинально сорвав приглянувшуюся розу. Обрывая колючий стебель, мысленно приказала себе не устраивать сцен, оставаться гордой и непреклонной.
Но сказать гораздо легче, чем выполнить. Рейф нагнал ее и положил руки на плечи и, хотя в этом жесте не было ничего особенно чувственного, решимость Марго стала таять с катастрофической быстротой.
Сочным, густым голосом Рейф произнес:
— Давай жить вместе, стань моей любовью, мы будем радоваться…
Марго отшатнулась, повернувшись к нему лицом только тогда, когда он не мог до нее дотянуться.
— К черту, Рейф Уайтборн! Все это уже было! Я не стану твоей любовницей.
Он мог бы подойти к ней поближе, вновь пустить в ход оружие обольщения, которым владел не менее искусно, чем оружием войны, но не стал. Вместо этого тихо сказал:
— Я не прошу тебя стать моей любовницей. Я прошу стать моей женой.
Мегги думала, что худшее уже позади, но она ошибалась. Рейф высказал самое сокровенное желание, и слова его, словно заклинание, вызвали к жизни весь годами таившийся в ее сердце страх и горе.
— Вы оказали мне великую честь, герцог Кэндовер. Но оба мы знаем, когда мужчина собирается жениться, он выбирает себе невесту побогаче и помоложе. — Мегги натянуто рассмеялась. — Я лишена и молодости, и состояния. Приключение подействовало на вас как наркотик, не пройдет и недели, и вы пожалеете о сказанных в запальчивости словах.
Рейф получил отказ, но, удивительно, не потерял надежды. Наоборот, приободрился. Марго не сказала, что не любит его. А ведь именно отсутствие любви стало основанием для отказа Роберту. И только это могло быть действительно веской причиной, чтобы дать ему от ворот поворот.
— Не надо судить обо мне как обо всех мужчинах, Марго. Я — Рафаэль Уайтборн и поступаю так, как считаю нужным, а не как принято. Я достаточно богат, чтобы содержать двоих, а если понадобится, и сотню, так что твои деньги меня не интересуют. Красота? Это вопрос вкуса. Для меня ты всегда будешь самой желанной женщиной в мире. Была и будешь. Что касается возраста…
Он сделал к ней шаг, сократив расстояние между ними до нескольких дюймов, пристально вглядываясь в глаза любимой, заставляя ее поверить.
— ..единственная молоденькая девушка, очаровавшая меня, была ты, а женщина, в которую ты превратилась, влечет меня еще больше.
Марго раскрыла рот, чтобы ответить, но Рейф приложил палец к ее губам.
— Если дело только в этом, то почему бы тебе не выйти за меня?
Рейфу показалось, что он заметил тревожную вспышку в ее глазах прежде, чем Марго успела справиться с собой.
— Потому что я слишком хорошо себя знаю, Рейф, — ответила она как можно спокойнее, отведя в сторону его руку. — Потому что не смогу делить тебя с другими женщинами. Как только ты начнешь мне изменять, я не справлюсь с собой, закачу сцену, унизительную для нас обоих. Я этого не вынесу, Рейф. Ты сможешь скрывать свои адюльтеры от меня, но жить во лжи я не согласна, какой бы приятной ни была та ложь.
— Мне не нужен был формальный брак в двадцать один год, тем более не нужен сейчас, — с нажимом в голосе произнес Рейф. — Если мы поженимся, клянусь, я не дам тебе ни единого повода усомниться в моей верности.
Тронутая его признанием, не зная, верить или нет своему счастью. Марго сказала:
— Послушай, Рейф. Каждый совершает ошибки. Ты не должен жениться на мне во искупление своей вины. Перестань казнить себя. Меня вполне устраивает моя независимость, и я не спешу с ней расстаться.
— Ты уверена? Отчего же ты вся дрожишь? Боюсь, ты не в силах сейчас мыслить ясно, а вопрос чертовски серьезен, чтобы решать его сгоряча.
Она опустила глаза, издав что-то среднее между всхлипом и смехом, и увидела свои руки, сжатые в кулаки, с побелевшими костяшками. Медленно разжав пальцы, убедилась, что они дрожат.
— Наша юношеская любовь была очень сильна и не похожа ни на какое другое чувство, — запинаясь, сказала Марго, — но мы не можем ее вернуть. Считай, что все в прошлом, Рейф.
Рейф взял ее ладонь и нежно погладил вмятины, оставленные ногтями.
— Зачем возвращаться назад, когда надо идти вперед? Сейчас мы можем привнести в то чувство глубину и мудрость — все то, чего нам так не хватало тогда.
Прикусив губу. Марго покачала головой.
— Можем мы хотя бы попытаться?! — воскликнул он. — Жизнь дает нам вторую попытку, Марго! Ради Бога, не отбрасывай руку судьбы!
Она с трудом подняла глаза и заметила во взгляде Рейфа то, что уже видела однажды в то злополучное памятное утро двенадцать лет назад. Боль, горе, мольба — все слилось в этом взгляде, начисто лишенном цинизма, приобретенного годами светской жизни. Надеясь, что у нее достанет мужества сказать то, что должна сказать. Марго, резко отвернувшись, пошла по центральной аллее к фонтану. Уставившись на каменную вазу, из которой била вода, словно перед ней был шедевр мировой культуры, она сказала горько, но веско:
