Анастасия Туманова - Княжна-цыганка
– Успокойтесь, мы заберем всех, – твердо говорила Дина, останавливаясь на бегу и в сотый раз выдирая подол своей юбки из крепко вцепившихся в него рук. – Успокойтесь, это не Новороссийск, вывоз войск организован превосходно, вас никто не оставит! Вальков, не сметь говорить, что вы застрелитесь! Не сейте панику, как не совестно, вы же дроздовец! Повторяю – уедут все! Суда подходят каждый день, кто не уплывет сегодня – погрузится завтра! Главнокомандующий вывезет всех! Неваженко, милый, лежите спокойно, не волнуйте рану! Вечером еще отходят «Безупречный» и «Серапион», для раненых оставлены места! Сегодня полежите, а завтра, даст бог, дойдете до пристани сами, за вами вернется «Святая Софья»… Зураб!.. Господин полковник, ради бога, объясните им, они мне не верят! И распорядитесь, чтобы погрузили Валькова, ему легче, видите – уже готов устроить истерику, а люди и так еле держатся…
Полковник Дадешкелиани, еще бледный, но с самого рассвета наблюдавший за погрузкой и отправкой своих солдат, подходил к койкам и снова и снова повторял раненым слова Дины. Голос Зураба звучал уверенно и твердо, его могучая фигура в шинели внакидку с кое-как пришитым женой рукавом и заштопанными прорехами на спине внушала уверенность, и люди, слегка успокаиваясь, укладывались назад на койки. Те, кто полгода назад вырвался из страшного Новороссийска, ободряли остальных:
– Даст бог, все уплывем, братцы! Наш полковник врать не станет! Понемножку и заберут, а то куды ж всех разом, корабь еще потонет! Вот в Новороссийске весной цельный катер перевернулся, даже на рейд не вышедши, сколько народу утопло, да орудия! А чичас без того можно… Обождать надо, и все… Я ж правду говорю, ваше благородие?
– Совершенную правду, Чириков, молодец, – спокойно отвечал Дадешкелиани, и Дина, в который раз обернувшись на бегу, улыбнулась ему. И тут же вздрогнула от истошного вопля Гулько:
– Дина Яковлевна, вас внизу господин штабс-капитан спрашивают!
– О-о-о, кого же там принесло… – простонала она. И тут же вспомнила: – Боже мой, это ведь Бардин! Зурико, ты помнишь Володю Бардина, я вас знакомила еще в Москве? Он тогда оканчивал юнкерское, а позже…
– Великолепно помню, – отозвался Зураб. – Мы с ним вместе воевали на Кубани, после я потерял его из виду, но ходили слухи, что он у Батюшина. Не знаю, впрочем, правда ли это. Так, стало быть, он здесь?
– Вы с ним вместе воевали? – тихо переспросила Дина. – Но… как же такое возможно? Это было еще у Каледина – до того, как Гулько спас тебя?
– Как раз позже. Бардин был адъютантом у Бабиева, его отправили в тыл после ранения, и уже там… В чем дело, доктор? Что это за крики? Я нужен?
Из палаты тяжелых ранений действительно доносились истерические вопли, перемежаемые страшной матерной руганью, и Дадешкелиани, не закончив фразы, поспешил туда вслед за врачом. А Дина стремглав кинулась вниз по лестнице в приемную.
Бардин ждал там же, где и вчера: у высокого окна под портретом Врангеля. Дина сбежала к нему по ступенькам.
– Володя, боже, как вы могли?! – задыхаясь, спросила она. – Ведь вы знали, вы все знали, как же вы могли так обойтись со мной?!
– Прежде всего позвольте вас поздравить, Дина, – сдержанно произнес Бардин. Он выглядел совершенно спокойным, и лишь веснушки ярче проявились на его побледневшем лице. – Мне уже рассказали… Это просто чудо, что все обернулось таким образом…
– Да! Разумеется! – язвительно перебила Дина. – А могло бы и не обернуться! И именно на это вы рассчитывали, не так ли? Вы же знали, боже мой, вы знали, что Зураб жив, вы воевали вместе с ним у Бабиева! И там, в Ялте, вы скрыли это от меня! Скрыли, хотя знали, как я мучаюсь без него! Но что вам было до моих мучений, у вас был собственный расчет! И он почти увенчался успехом – скорее всего, я уехала бы нынче с вами! Боже, господин штабс-капитан, как это низко, как вы могли…
– Не плачьте, Дина. У вас для этого нет более причин, – все тем же ровным, бесстрастным голосом проговорил Бардин. – Если позволите, я объяснюсь.
– В самом деле? – Дина резко вытерла слезы. – Ваше поведение нуждается в объяснении?
– Конечно. Вы мне слишком дороги, чтобы я позволил вам так думать обо мне. Разумеется, вы вправе мне не поверить… особенно теперь. Но, не говоря вам о том, что полковник Дадешкелиани жив, я думал прежде всего о вас и вашем спокойствии.
– Да неужели вам не стыдно?! – взвилась Дина.
– Ничуть. – На скуле Бардина резко дернулся желвак, он отвернулся к серому окну. – Совесть моя, Дина, совершенно чиста, поскольку я знал, что полковник Дадешкелиани находится на Кубани, где днем и ночью идут непрерывные бои. Я сам вернулся оттуда после того, как от корпуса Бабиева осталось менее четверти. Это мясорубка, в которой мало кто выживал. Мне не хотелось давать вам надежду на счастье… напрасную надежду. Подумайте сами, Дина, ведь вы более полугода были уверены, что ваш супруг мертв! Затем, представьте, некто, скажем, штабс-капитан Бардин, сообщает вам, что нет, жив и здоров. А спустя несколько месяцев или даже дней вы вновь получаете достоверные сведения о гибели полковника Дадешкелиани! Я боялся, что такое известие просто вас убьет! Или же вы сотворите что-нибудь над собой… Я видел ваше лицо, когда вы говорили о нем – помните, там, в вашем доме на Черешневой? Вы считаете, что я промолчал для того, чтобы воспользоваться вашим положением… а я, черт возьми, все эти месяцы трясся, что кто-то другой из воевавших дроздовцев расскажет вам правду! И, зная вас, легко можно было предположить, что вы кинетесь очертя голову на фронт! Тьфу, не дай бог… Ведь это в самом деле чудо – выжить в таком аду, Дина! Почти неделю удерживать Перекопские перешейки, довезти всех своих раненых до госпиталя… и встретиться там с собственной вдовой… Как ему, однако, невозможно повезло! – почти с бешенством вырвалось у Бардина.
Дина молча, широко открытыми глазами смотрела в его лицо.
– Здравствуйте, Бардин! – послышалось вдруг с лестницы, и полковник Дадешкелиани, придерживая сползающую с раненого плеча шинель, не спеша спустился по широким мраморным ступеням. – Вы живы, рад за вас!
– Взаимно, господин полковник, – спокойно ответил Бардин, отдавая честь. – Примите мои поздравления… с обретением семьи. Ваша супруга все лето поддерживала героизм наших войск своим искусством. Ее голос многие унесли с собой в могилу…
– Мне он три года снился по ночам, – медленно произнес Зураб, глядя не на Бардина, а на Дину.
Та вымученно, краем губ, улыбнулась, махнула рукой, но сказать ничего не успела, потому что с грохотом отворилась дверь и в приемную ворвалась княжна Дадешкелиани.
