Ангелочек. Время любить - Дюпюи Мари-Бернадетт

Луиджи, охваченный ужасом, принялся убаюкивать Розетту. Теперь он тоже плакал. Смерть могла в любой момент забрать Розетту, а он не имел никакой возможности предотвратить это.

— Отец, этот мерзавец, он овладел мною силой в тот день, когда я пришла в его дом в Сен-Годане. Моей сестре больше не угрожает никакая опасность. А он был пьяным, в стельку пьяным. На этот раз я не сумела от него сбежать. И вот я беременна, но я не хочу этого карапуза! Мадемуазель Энджи отказывается сделать мне аборт, ссылаясь на закон и доброго Боженьку. Сегодня утром, когда она крепко спала, я встала и сказала себе: «Розетта, есть только одно решение. Ты прыгнешь в пропасть и избавишься от всего». Вот, мсье Луиджи. Я исповедалась вам. Теперь вам остается осенить меня крестом, и я смогу упокоиться с миром. Скажите мадемуазель Энджи, что я люблю ее, что не сержусь на нее. Черт! Как же все кружится, небо, облака…

Тело Розетты, внезапно обмякнув, стало очень тяжелым. Ошеломленный услышанным, Луиджи прижал девушку к груди порывисто, но нежно.

— Розетта! — закричала Анжелина. — Розетта! Луиджи!

Луиджи поднял голову и заметил бледное лицо молодой женщины, перегнувшейся через край обрыва.

— Она жива, правда? Ответьте мне!

Луиджи, припав ухом к груди Розетты, уловил слабое дыхание.

— Да, она еще жива! — крикнул он. — Но где сестры? Где ваш отец? Черт возьми, вы что, одна?

— Я не смогла уйти отсюда. Подождите, я спущусь к вам. Я попрошу одного из своих соседей пропустить меня через его сад.

Анжелина исчезла. Луиджи овладела холодная ярость. Он злился на весь мир, но особенно на эту молодую женщину, которая могла бы предотвратить трагедию, используя свои знания.

— Черт возьми, бедную девчонку изнасиловали! Отец осмелился осквернить ее! — цедил он сквозь зубы. — И во имя Бога и нелепых условностей теперь ей придется вынашивать ребенка, зачатого в столь отвратительных обстоятельствах! А ведь ты, малышка, мечтала выйти замуж!

Удрученный, Луиджи замолчал. Его сострадание к Розетте достигло поистине вселенских масштабов. Для него Розетта превратилась в символ поруганной, оскверняемой на протяжении столетий, если не тысячелетий, невинности, во всемирную жертву, которая дорого платила за свою веселость, любезность, жажду жизни.

— Как подумаю, что ты шла туда, чтобы отдать подарки сестре и братьям! Я так и вижу тебя, такую радостную! Ты хотела поделиться с ними своим счастьем. Знаешь, Розетта, если смерть пощадит тебя, я женюсь на тебе. Ты пойдешь к алтарю по ковру из белых роз, в красивом платье, в жемчужном ожерелье, в кружевах, во всем, в чем захочешь.

Но Розетта не слышала его. Дрожа всем телом, все глубже погружаясь в свое горе, Луиджи вынул из кармана футляр с кольцом своей бабушки Лючии. Непослушными пальцами он надел кольцо на палец девушки, по-прежнему не пришедшей в себя.

— Я искореню зло, причиненное этим человеком. Я заставлю тебя забыть о нищете и обо всех своих печалях, — бормотал Луиджи, все больше воодушевляясь.

В таком положении их и застала Анжелина, прибежавшая на помощь вместе с соседом Морисом Сютра и его сыном. Луиджи что-то шептал одними губами, словно читал какую-то молитву.

— Разрази меня гром! Чтобы поверить, это надо видеть своими глазами! Она, ваша служанка, не свернула себе шею, мадемуазель Лубе! Но как же вынести ее отсюда?

— У нее сломана нога, — сообщил Луиджи. — И рана на голове. Будет лучше, если мы понесем ее в сидячем положении, на сцепленных руках.

Это было рискованное предприятие, требовавшее предельной осторожности и внимания. И все же троим мужчинам удалось без особых затруднений добраться до сада семьи Сютра, который на самом деле представлял собой участок земли, засаженный картофелем, и грядку лука. Но до этого им пришлось преодолевать груды камней, огибать утесы и взбираться вдоль наружной стороны почти обрушившихся стен.

— Не могли бы вы отнести ее в мой диспансер? — умоляюще спросила Анжелина.

— Я сам отнесу ее туда, — сказал молодой женщине Луиджи. — А вы отправляйтесь за врачом. Сейчас самое время.

Обращение на «вы» прозвучало как пощечина, звонкая, полная презрения. Ошеломленная Анжелина удалилась. Супруга Мориса Сютра, бойкая пятидесятилетняя женщина, следила за спасательной операцией с порога задней двери своего дома.

— Ну что, мадемуазель Лубе? — спросила она. — Бедная Розетта! Какое несчастье! Она наверняка оступилась.

— Да, несомненно, — со вздохом сказала Анжелина.

Женщина провела Анжелину по коридору и вышла вместе с ней на улицу Мобек.

— Да не волнуйтесь вы так. Я подожду вас в вашем диспансере. Собака не укусит меня?

— Нет, мадам Сютра. Но простите меня, я должна бежать за доктором.

Анжелина была сама не своя. Позднее она будет вспоминать, как стучала в дверь дома доктора Бюффардо, но, не получив ответа, бросилась в больницу, чтобы предупредить сестер, что примерно через час к ним принесут покалеченную девушку. Потом она кинулась к дому доктора, который только что вернулся от пациента. Доктор, которого Анжелина быстро ввела в курс дела, не стал выходить из коляски. Велев молодой женщине сесть сзади, он пустил лошадь рысцой.

Наконец Анжелина вошла в свой диспансер. Лицо ее было потным, в груди пекло. В диспансере собрались соседи, Луиджи и, к великому сожалению молодой женщины, Октавия и Анри. Испуганный мальчик заливался слезами, глядя на Розетту, лежавшую на кушетке, предназначенной для осмотров.

— Бобо, Розетта! Бобо! — бормотал Анри.

Он цеплялся за юбку служанки, которая тут же спросила:

— Господи, что произошло? Мсье Луиджи отказывается дать хоть какие-то объяснения.

— Послушай, Октавия! Уведи немедленно Анри! Это зрелище не для него. Я приду к вам и обо всем расскажу. Розетта неудачно упала.

— А я пришла, чтобы пригласить вас на обед. К тому же малыш хотел тебя видеть, — жалобно ответила Октавия.

Анжелина поспешно поцеловала сына. Бледная и взволнованная Октавия вышла на улицу, держа Анри на руках.

— Прошу вас, мадам и мсье Сютра, — сказала хозяйка дома. — Доктор должен осмотреть Розетту. Вам лучше вернуться домой. Вы и сами понимаете…

Анжелина указала рукой на доктора, который, вооружившись стетоскопом, открывал свой саквояж. Супруги согласно закивали и откланялись. Анжелина быстро задернула белые льняные занавески, скрывающие кушетку.

— Мсье, прошу вас оставить нас, — сказал доктор Бюффардо Луиджи.

— Да, разумеется, я подожду во дворе, — суровым тоном произнес Луиджи.

Едва он вышел, как Анжелина принялась расстегивать ночную рубашку Розетты, чтобы облегчить процедуру осмотра тому, кого она в каком-то смысле считала своим коллегой. Они оба сразу же увидели обширную гематому на правом плече, а также кровоподтеки на бедрах.

— Еще одна чудом спасшаяся! — проворчал доктор Бюффардо. — В городе все удивляются тому, что Гильему Лезажу удалось выжить. И вот еще одна, которой повезло. Я не нахожу никаких серьезных увечий, однако надо вправить перелом. Подозреваю также, что она сильно ударилась головой. Смотрите, у раны рваные края. Это очень скверная рана. Несомненно, она упала на камень.

— Я промою рану. Доктор, я предупредила монахинь. Вы считаете необходимым перевезти Розетту в больницу?

— Нет. Если вы сможете оставить ее у себя, она получит лучший уход. У наших славных монахинь и так много работы. Они с ног сбиваются, ухаживая за немощными и стариками, лежащими в больнице. Да, забот у нас достаточно, и на переломы мы обращаем внимание в последнюю очередь. Предупреждаю вас, от боли она может очнуться. В подобных случаях беспамятство идет на пользу, но пробуждение оказывается мучительным. Увы! У меня есть опыт.

Анжелина бормотала то «да», то «нет», помогая доктору, радуясь, что полученные ею знания пригодились. Она подавала инструменты, предлагала свой перевязочный материал, обрабатывала мелкие раны. У нее совсем не было времени для размышлений, и это принесло ей временное облегчение.