Диана Хэвиланд - Наперекор стихии
Она подумала, как многим ему обязана, с той ночи, когда он вытащил ее из ужаса и деградации… Теперь он дал ей свое имя, и, как его жена, она должна безоговорочно доверять ему.
Губы Селены раскрылись навстречу его поцелую.
31
Их пригласили на Королевский карнавал. Летом 1867 года обладатели царской власти со всего света собрались в Париже. Приехали русский царь Александр II, Вильгельм I из Пруссии. Перед закрытием Парижской выставки на ярмарку собирались прибыть и другие: принц Уэлльский, короли Бельгии, Швеции и Португалии. Турецкий султан и вице-король Египта. Но в то прекрасное июньское утро для Селены самыми важными гостями были Дональд Родман и его жена. До сих пор с трудом верилось, что Дейзи и Дональд женаты, что Дейзи теперь уважаемая матрона, столп ливерпульского общества.
— Так мило с твоей стороны было купить места на лучшей трибуне для Дональда и Дейзи и ложу на сегодняшний вечер, когда будут давать «Великую герцогиню Жерольстинскую», — сказала Селена. Она поправила орден Почетного легиона на мундире Рауля, зная, как гордится ее муж этой наградой, полученной им вскоре после женитьбы, в качестве признания его заслуг в атаке, сыгравшей решающую роль в подавлении восстания в Алжире.
Если бы только родители Рауля приехали на церемонию! Но старый генерал прислал свои извинения, сообщив что ухудшающееся здоровье жены не позволяет ему покидать поместье. Но и Рауль, и Селена, знали: несмотря на то, что мать Рауля действительно перенесла сердечный приступ несколько недель назад, это не являлось единственной причиной отсутствия генерала. Стало очевидно, что хотя он гордится военной доблестью своего сына, к наградам Луи Наполеона он испытывает лишь презрение.
Тем не менее Селена очень волновалась, глядя, как ее муж получает признание своей доблести. А сегодня, в воскресенье, Рауль должен был участвовать еще в одной церемонии — смотре французской армии, устраивавшемся на ипподроме в Лонгшамп, в честь царственных гостей императора.
Радость от того, что на трибуне рядом с ней будут Дональд и его жена, заставляли Селену думать о событиях предстоящего дня с возрастающим возбуждением.
— Вам всем стоит пораньше приехать в Лонгшамп, — сказал ей Рауль. — Этот день надолго запомнится. А когда Кейт станет офицером в нашем полку, он тоже с гордостью будет вспоминать этот день.
За два года их брака Селена привыкла к уверенности Рауля в том, что Кейт станет военным. Оба брата Рауля погибли, сражаясь за Францию: один в Мадженте, во время Австро-Сардинской кампании, а другой в Мексике, всего несколько лет назад.
— Рене погиб во время первой осады Пуэбла, — сказал старый генерал Селене, его голос был полон гордости.
— Но вы же не одобряете вторжение императора в Мексику, — сказала Селена, недоумевая.
— Дитя мое, ты не понимаешь. Дело не в императоре — он получит по заслугам. Дело в наших традициях чести… Слава! Вот ради чего мои сыновья отдали свои жизни!
Но Селена продолжала протестовать, так как знала, что существует иная сторона войны, не имеющая ничего общего со славой. Она вспомнила своего брата Марка, погибшего на борту «Хирона», лейтенанта Рошфора и его людей, расстрелянных у стен Сен-Дени, еще более ужасную смерть Крейга в крепостном караульном помещении. Рауль и его отец говорили только о славе, а Брайн говорил о смерти своих людей на «Ариадне», о боли и страданиях. Брайн рассказал бы своему сыну об этой стороне войны. Но Брайн никогда не увидит своего сына, а Кейт вырастет в уверенности, что военная карьера — единственная возможная для него. Вот и сегодня он будет вместе с Селеной на трибуне и, несомненно, поразится великолепием разворачивающегося перед ним зрелища.
— Там будет королевская охрана, — говорил Рауль, приводя в порядок свой мундир. — Гренадеры, зуавы…
— И Шоссерс д’Африк, — сказала Селена, отбрасывая все сомнения. — Уверена, ты и твои люди будете самыми лихими.
— Говоришь как любящая жена. — Он обнял ее и прижал к себе, его губы были горячими и требовательными. После двух лет брака он желал ее все так же сильно, а она, если и не могла отвечать ему от всей души, чувствовала возбуждение, удовлетворение своей страсти от его ласки.
Несколько часов спустя Селену усадили на трибуну вместе с Кейтом, Дейзи и Дональдом. Дейзи слегка располнела, но вся излучала счастье, в ее голосе и глазах появлялась мягкость, когда она разговаривала с мужем или смотрела в его направлении. Что касается Дональда, в его поведении появилась уверенность в себе, он выглядел процветающим ливерпульским кораблестроителем до кончиков ногтей.
— Мы не можем остаться в Париже больше чем на неделю, — говорила Дейзи. — У Дональда очень много работы…
Она рассказала, что им с Дональдом удалось увидеть на ярмарке: египетский храм, персидский караван-сарай, японский бамбуковый дом.
— А эта замечательная венская пекарня — ах, у них самые восхитительные пирожные и кофе с целой горой взбитых сливок.
Ее слова тронули Селену, она вспомнила полумертвую от голода манчестерскую беспризорницу, с которой она разделила обед в гостинице Эммы Пристон.
— Дональда больше всего заинтересовал Дворец промышленности, — продолжала Дейзи. — Ну и шумно там — колеса, механизмы, поршни ходят туда-сюда… А этот дым — похуже, чем на ливерпульских верфях.
Дональд любяще рассмеялся.
— А ты разве не таскала меня на показ мод? Выкройки платьев и все такое?
— Корсеты мадам Деморест, — сказала Дейзи с улыбкой. — И подвязки для чулок, и…
— Дорогая, ради Бога!
— Это куда полезнее той огромной уродливой пушки, которую выставили пруссаки, — сказала Дейзи.
Дональд перестал улыбаться, и его взгляд стал встревоженным.
— Уродливой — может быть. Но очень действенной. Пятьдесят восемь тонн стали, а может выстрелить тридцатифунтовым ядром.
— На Рауля это не произвело впечатления, — сказала Селена. — Все французские офицеры, с которыми я говорила об этом, заявляли, что она бесполезна, разве что от нее много шума.
— Возможно, — тихо сказал Дональд, — но это может изменить способ ведения войны, и весь мир…
— А корсеты мадам Деморест собираются изменить нас, — сказала Дейзи. — И я рада, что больше не увижу эти огромные кринолины, а ты, Селена? Новые узкие юбки гораздо удобнее, а турнюры — вот что самое интересное, — нужна сноровка, чтобы без треска садиться.
— Дорогая моя, ты безнадежно легкомысленна, — сказал Дональд. И добавил, пожимая ее руку: — Никогда не меняйся.
Он мог бы сказать больше, но послышались оружейные выстрелы из крепости в Мон-Валерьен, близ ипподрома, и по сигналу люди поднялись. Дональд посадил Кейта на плечо, чтобы тот мог все видеть.
