Кейт Форсайт - Старая сказка
— Пожалуй, сегодня я заеду в Кланьи. Посмотрим, какие перемены произвела там мадам де Монтеспан.
— Я поеду с вами, дорогой, — тут же заявила королева.
— И я тоже, — угрюмо подхватила герцогиня де Гиз.
— И я, с позволения Вашего Величества, — сказала Франсуаза.
К тому времени, как король побывал на мессе, провел заседание Совета и навестил своих собак, добрая половина двора послала за своими экипажами, и вскоре длинная процессия покатила по пыльной дороге на Кланьи. В кои-то веки я была рада, что служу герцогине де Гиз, поскольку ничуть не менее всех остальных желала взглянуть на спектакль.
Атенаис, в роскошном dishabille[148] и маленькой собачкой на коленях, вкушавшая клубнику со сливками в своей гостиной, не смогла скрыть удивления.
— Сир! Какой приятный сюрприз. — Она поднялась из-за стола, и собачка уютно устроилась у нее на груди.
А король оказался не в силах отвести взгляда от аппетитных белых полушарий, которые не мог скрыть низкий вырез ее платья.
— Вчера вы удивили меня. И я решил, что настал мой черед удивить вас, — с тяжеловесной галантностью ответил он.
Атенаис обвела взглядом толпу придворных.
— Да. Так приятно вновь увидеть старых друзей.
Она ласково погладила собачку, которую по-прежнему держала на руках, и та заворчала от удовольствия, подставляя горло хозяйке.
— Вы же знаете, что мы можем видеться только на людях, мадам.
Атенаис прервала его умоляющим жестом.
— Прошу вас, сир, не говорите более ничего. Нет нужды читать мне проповедь, я сама понимаю, что мое время миновало.
— Мой долг требует от меня превыше всего ставить свой трон и свою страну.
Она грустно улыбнулась.
— Сир, не нужно ничего говорить. Вам хорошо известно, что я желаю вам одной лишь славы… и счастья.
— Король должен думать о долге.
— Разумеется. Но я — всего лишь женщина, и могу думать лишь о своем бедном сердце.
Король схватил ее за руку.
— Ах, Атенаис.
— Сир, мы можем… хотя бы поговорить наедине?
— Разумеется, — ответил он и увлек ее в нишу подле окна.
Она посадила собачку рядом с собой на подоконник. Но король взял животное на руки и опустил на пол, чтобы самому занять его место. Атенаис отвернулась. Он бережно взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. Королева поспешно вышла из комнаты, пробормотав что-то насчет головной боли.
— Дорогая Шарлотта-Роза, — с вымученной улыбкой обратилась ко мне Франсуаза. — Что вы поделывали эти несколько последних месяцев? Кажется, я не видела вас целую вечность. Не пройтись… не пройтись ли нам по залам? У мадам де Монтеспан замечательные картины.
— Вы правы, — согласилась я и позволила Франсуазе увлечь меня за собой.
Мы двинулись в обход просторной гостиной, остановившись поглазеть на картину совсем рядом с тем местом, где в нише у окна почти соприкасались темная и златокудрая головы. Делая вид, что внимательно рассматриваю полотно, я изо всех сил напрягала слух, прекрасно сознавая, что стоящая рядом Франсуаза занята тем же самым.
— Король должен поступать так, как хотел бы, чтобы поступило государство, — говорил Его Величество.
— Но ведь король — еще и мужчина, сир, не так ли? — заметила Атенаис.
Невнятное бормотание, слишком тихое, чтобы его можно было расслышать. Вздох. Короткий смешок.
— Какая замечательная манера живописи, — заметила я, придвигаясь поближе к алькову.
— Да. М-м, очень живые цвета, — согласилась Франсуаза.
— Вы сошли с ума, — Атенаис вздохнула. — Подумайте о том, что делаете, сир.
— Да, я схожу с ума, поскольку все еще люблю вас.
Король встал, увлекая Атенаис за собой. Он поклонился собравшимся, которые расширенными глазами, нервно хихикая и пересмеиваясь, смотрели на него, и поспешил с Атенаис в ее спальню. Дверь тут же закрылась, а шторы были загадочно задернуты. Маленькая собачка устремилась за ними и принялась жалобно скулить и царапаться под дверью, пока глухой удар с другой стороны, похожий на брошенный сапог, не утихомирил ее, и она улеглась на пол, положив голову на лапки и поджав хвостик.
Франсуаза хранила молчание, чопорно поджав губы.
— Как вы смотрите на то, чтобы прогуляться по саду? — предложила я.
Она не стала отвечать, а лишь обеими руками подхватила темные, тяжелые юбки и вышла из комнаты. Я последовала за нею. В саду лакеи Атенаис предлагали гостям ананасовое мороженое. В воздухе висел сильный аромат цветов апельсинового дерева и тубероз.
Когда из спальни через несколько часов появились король и Атенаис, раскрасневшиеся и томно-усталые, стало ясно, что последних пятнадцати месяцев словно не существовало. Атенаис вернулась в Париж в одной карете с Их Величествами, а вскоре прибыл и длинный обоз с ее платьями, украшениями, туфлями, веерами, шалями, служанками и собачками. Атенаис вновь заняла свои прежние апартаменты по соседству с королем.
Король, однако же, оставался верен себе. Летом 1676 года его внимание привлекла принцесса де Субиз. Вскоре ее стали замечать спешащей по темным коридорам дворца в покои короля, а из-под небрежно наброшенной вуали выбивались пряди ее знаменитых рыжевато-золотистых волос.
К несчастью, вскоре принцессу де Субиз сразила зубная боль, и ей пришлось обратиться к цирюльнику, который и вырвал ей больной передний зуб щипцами. С зияющей дырой во рту принцесса растеряла свою привлекательность, и король вернулся к улыбающейся и сияющей Атенаис, которая вскоре доказала ему свою преданность тем, что опять забеременела.
Затем, в самом начале 1677 года, когда Атенаис стала огромной, как слониха в королевском зверинце, Его Величество стал заигрывать с одной из фрейлин королевы, Изабеллой де Лудрес. Обладательница столь же роскошной фигуры, как и у самой Атенаис, — зато на шесть лет моложе, — она привлекла внимание короля, когда танцевала с ним менуэт. Поступила она просто и незамысловато — прижалась к нему всем телом и подняла на него голубые глаза.
Атенаис пришла в ярость. Она распустила слухи, что Изабелла скрывает язвы от английской оспы. Изабелла, вся в слезах, стала умолять короля осмотреть ее с головы до ног, дабы убедиться, что никаких язв у нее нет и в помине. Часом позже король, улыбаясь, вышел из ее комнаты и заявил, что она чиста, как агнец. Атенаис не оставалось ничего другого, кроме как в бешенстве метаться по комнате.
— Ах, эта коварная, подлая, самонадеянная шлюха! Ну я ей покажу! Я сделаю так, что она пожалеет о том, что родилась на свет, — вскричала она, обеими руками поддерживая свой огромный живот.
