Бренда Джойс - Скандальная любовь
Он поднял голову и посмотрел ей в глаза. Изабель сейчас не двадцать лет: у глаз собралось несколько морщинок, морщинки у рта стали глубже, волосы стали платинового цвета, но черты лица остались по-прежнему прекрасны. Он почувствовал, как в нем пробуждается желание.
— Ты все еще очень красива, Изабель, — сказал он осторожно.
— Я старая.
— Ты не выглядишь старой.
— Не делай этого.
— Не делай — чего? — Он еще ближе придвинулся к ней.
— Не надо! — Она попыталась убрать его руки, но он притянул ее к себе и вздрогнул. Каждая часть ее тела была необыкновенно женственной и хорошо знакомой. Она замерла в его объятиях и тихо посмотрела на него чистыми, прекрасными глазами, которые он так хорошо понимал.
— Не нужно, — сказала она опять.
— Почему не нужно? Ничего не изменилось, не так ли? Мы по-прежнему хотим друг друга. Я хочу тебя.
Слезы навернулись ей на глаза.
— А я люблю тебя.
Его словно оглушило громом, а затем он перестал соображать, что делает. Он крепко обнял ее и страстно поцеловал. Все прошлые годы исчезли: вчера стало сегодня. Ему не было шестидесяти лет, а женщина, которую он держал в своих объятиях, была молоденькой девушкой. Возможно, что они и обнимались не здесь, а где-то на палубе «Морского дракона». Время остановилось для них. Реальностью были только Изабель и его сильная любовь к ней, которая никогда не умирала.
Руки соскользнули вниз по ее телу, как бы вспоминая, губы касались ее губ.
— Не плачь, Изабель, — тихо пробормотал он, — не плачь, — и еще крепче обнял ее.
Она не успокаивалась. Схватив его за отвороты пиджака так, что они затрещали, она, рыдая, повторяла:
— Я люблю тебя, Хэдриан, люблю, но я не могу быть с тобой, раз ты меня так ненавидишь.
— Я не ненавижу тебя! Как же я могу вообще ненавидеть тебя? Я всю жизнь прожил с любовью к тебе, — и, вспомнив слова сына, добавил: — Даже американец может хранить верность.
Она засмеялась:
— Это правда? Ты серьезно говоришь? Ты любишь меня? Ты можешь меня простить?
— Есть такая поговорка, — сказал он, с нежностью держа ее лицо в своих больших ладонях. — Любовь залечивает все раны.
Она счастливо рассмеялась, прижимая его ладони к своему лицу.
— Это «время лечит все раны», я думаю.
— А для нас — любовь, — просто ответил он.
Стоун вдруг напрягся, какая-то мысль взволновала его: вдруг она испытывает чувство верности к Клейборо или мертвому герцогу?
— На этот раз ты выйдешь за меня замуж, Изабель.
— Да! — воскликнула она радостно. — Да, да, да!
— Это не был вопрос, — сказал он, и на глазах появились слезы.
— Я знаю! — Она порывисто обняла его.
ГЛАВА 36
Проснувшись, Николь не сразу сообразила, где она находится. Протерев глаза, она поднялась, опершись на локоть, посмотрела на толстую колонну, поддерживающую кровать с тяжелым балдахином, — и сразу все вспомнила.
Вчера Хэдриан насильно увез ее из Кобли Хауа, затем они занимались любовью в карете — с ее стороны не было никакого желания противиться ему. Потом ее гнев ушел, и проснулась любовь, которую невозможно, да и незачем убивать. И, наконец, у нее произошел нервный срыв: на руках у мужа она выплакала все свое горе.
Николь села. Она была совершенно голая, но не помнила, ни как раздевалась, ни как ложилась в постель. Последнее, что ей запомнилось, это ее рыдания на руках у Хэдриана в карете и его нежные объятия. Но от одного воспоминания у нее сразу же учащенно забилось сердце — кажется, она говорила, что любит его. А может быть, ей это только приснилось? Было бы хорошо, если бы это был только сон.
— Боже, что же теперь делать?
Образ шикарной Холланд Дюбуа возник перед ней.
Николь встала с постели и, надев халат, пошла умываться и чистить зубы, стараясь думать только о том, что делает в настоящее время. Это помогало иногда, но сейчас ничего не получалось.
Она стояла в ванной комнате, держась за туалетный мраморный столик, уже совсем проснувшись. В Кобли Хауа она жила, не думая и не чувствуя, и лишь теперь могла делать и то и другое. Сердце еще щемило, стоило лишь вспомнить о Хэдриане и Холланд, но, странное дело, она чувствовала себя уже совсем неплохо.
Что же ей делать с Холланд? Да и что она может сделать? Неужели вчера Хэдриан был добрым и внимательным? Или это был сон? Нет, она немедленно должна увидеть мужа. Она должна убедиться, что ей не приснились его любовь, нежность, сочувствие. Теперь только это имеет значение.
Николь побежала к двери. Она понимала, что ей не следовало бы выходить из спальни в таком неприбранном виде, но какая-то сила толкала ее, и устоять она не могла.
Николь вышла в гостиную и хотела уже идти в коридор, но увидела на полу у стены большую прямоугольную коробку, завернутую в подарочную бумагу. Она остановилась. Николь поняла, что это от Хэдриана. Коробка, как магнит, притягивала ее к себе. Сгорая от любопытства, Николь вскрыла ее.
Пораженная, она долго не могла прийти в себя. В коробке лежало шесть великолепных замшевых бриджей — розовые, серые, коричневые, зеленые, синие бриджи для охоты. Последние, которые она вынула из коробки, были черные. Она стала их рассматривать и поняла, что утруждать себя примеркой не следует — они будут сидеть на ней великолепно.
Николь расстроилась до слез. Она прижала черные бриджи к лицу и задумалась. Что все это значит? Боже, что же все это значит?
Она отбросила бриджи в сторону и стала шарить в коробке в поисках записки. На дне лежала открытка. На ней были только три слова: «Моей дорогой жене» Внизу стояла неразборчивая подпись Хэдриана.
Николь прижала открытку к груди. «Моей дорогой жене»! Он написал: «Моей дорогой жене». Теперь она не сомневалась, что вчера его глаза смотрели на нее с любовью и сочувствием.
Он ее любит.
Николь быстро встала. Она немедленно должна найти Хэдриана, и никто не сможет ее остановить.
Она бежала, не обращая внимания на изумленных служанок. Сердце бешено колотилось в груди.
На первом этаже, пройдя мимо швейцаров и не замечая их, Николь направилась в кабинет Хэдриана. Но неожиданно ее внимание привлекли голоса, доносившиеся из музыкальной комнаты. Это были счастливые голоса мужчины и женщины. Николь прислушалась: говорили тихо, сдержанно и очень нежно. Голос мужчины был очень похож на голос Хэдриана. Недолго думая, Николь распахнула дверь.
Она увидела герцогиню Дауэйджер в объятиях мужчины. Они сразу же обернулись и посмотрели на Николь, а она, ничего не понимая, не знала, куда деться от смущения.
— Извините меня! — воскликнула она и попятилась в коридор. — Ради Бога, извините!
Захлопнув дверь, она постояла, прижавшись к ней спиной, чтобы перевести дух. Что бы там ни было, какое ей дело? Она должна найти своего мужа, должна!
